Петен, Филипп

gigatos | 21 мая, 2022

Post Views: 22

Суммури

Филипп Петен, родившийся 24 апреля 1856 года в Коши-а-ла-Тур (Па-де-Кале) и умерший в плену 23 июля 1951 года на острове Йеу (Вандея), был французским военным, дипломатом и государственным деятелем. Возведенный в достоинство маршала Франции в 1918 году, он был поражен национальным унижением и лишен воинского отличия в 1945 году.

Будучи кадровым военным, отличившимся в Школе войны от доминирующей доктрины чрезмерного наступления, он собирался завершить свою карьеру в звании полковника, когда в 1914 году началась Великая война. Военный лидер огромного значения, он обычно представляется как победитель в битве при Вердене и, вместе с Жоржем Клемансо, как архитектор восстановления боевого духа войск после мятежей 1917 года. Сменив Нивеля в мае 1917 года, он оставался главнокомандующим французскими войсками до конца войны, хотя и был подчинен своему сопернику Фердинанду Фошу, который был назначен генералиссимусом союзных войск после разделения фронта 28 марта 1918 года.

Обладая огромным авторитетом после войны, он возглавил послевоенную армию. В 1925 году он лично командовал французскими войсками, сражавшимися вместе с Испанией в Рифской войне, сменив на этом посту маршала Лёти. Он стал академиком в 1929 г. и был военным министром с февраля по ноябрь 1934 г. Он был назначен послом в Испании в 1939 г., когда страной правил генерал Франко.

Отозванный в правительство 17 мая 1940 года, после начала немецкого вторжения, он выступил против продолжения войны, которую считал проигранной и в которой вскоре обвинил республиканский режим. Он стал президентом Совета вместо Поля Рейно 16 июня; на следующий день он призвал к прекращению боевых действий. В соответствии с пожеланиями Адольфа Гитлера, 22 июня 1940 года в Ретонде было подписано перемирие с Третьим рейхом. Наделенный Национальным собранием всеми учредительными полномочиями 10 июля 1940 года, на следующий день в возрасте 84 лет он присвоил себе титул «Глава французского государства». Он сохранял эту должность в течение четырех лет оккупации Франции нацистской Германией.

Установленный в свободной зоне в Виши во главе авторитарного режима, он упразднил республиканские институты и основные свободы, распустил профсоюзы и политические партии, ввел антимасонское и антисемитское законодательство в августе-октябре 1940 года. Он обязывал страну к национальной революции и сотрудничеству с нацистской Германией. Режим Виши», который он возглавлял до июля 1944 года, был объявлен генералом де Голлем «нелегитимным, недействительным» при Освобождении.

Отвезенный немцами против своей воли в Зигмаринген, а затем в Швейцарию, где он сдался французским властям, Филипп Петен в июле 1945 года предстал перед Высшим судом за разведку с врагом и государственную измену. Он был поражен национальным негодованием, приговорен к конфискации имущества и смертной казни. Хотя суд рекомендовал не применять смертную казнь из-за преклонного возраста, приговор был заменен генералом де Голлем на пожизненное заключение. Он умер на острове Йеу, где и был похоронен.

Читайте также, биографии — Миро, Жоан

Молодежь и обучение

Анри Филипп Бенони Омер Петен родился 24 апреля 1856 года в Коши-а-ла-Тур в семье фермеров, живших в городе с 18 века. Он был сыном Омера-Венана Петена (1816-1888) и Клотильды Легран (1824-1857). У него было четыре сестры: Мари-Франсуаза Клотильда (1852-1950), Аделаида (1853-1919), Сара (1854-1940) и Жозефина (1857-1862). Его мать умирает, а отец женится повторно на Мари-Рейн Винсент. Родилось еще трое детей, сводные братья и сестры: Элизабет (1860-1952), Антуан (1861-1948).

Хотя в его свидетельстве о рождении записаны имена Анри, Филипп, Бенони, Омер, он выбирает именно Филиппа и на протяжении всей своей жизни заботится о том, чтобы исправить это.

Его свекровь пренебрегала детьми от первого брака своего мужа, и Филипп Петен замкнулся в себе, не разговаривая до трех лет. Его воспитывали бабушка и дедушка; бабушка научила его читать. В 1867 году, в возрасте 11 лет, он поступил в колледж Сен-Бертен в Сент-Омере, в тридцати километрах от Коши, и проявил способности в геометрии, греческом и английском языках. Семья отличается католицизмом. Филипп ежедневно служил мессу в качестве алтарника. Один из членов семьи был канонизирован в 1881 году Львом XIII; один из его дядей и два его двоюродных деда были аббатами.

Эта среда повлияла на Филиппа Петена; в возрасте 14 лет, отмеченный поражением 1870 года, он решил стать солдатом. Его дядя, аббат Легран, познакомил его с владыкой деревни Боми, Эдуардом Муллартом де Вильмарестом, который хотел финансировать обучение молодого деревенского жителя, предназначенного для военной карьеры. Филипп Петен готовился к школе Сен-Сир в доминиканском колледже в Аркейле (1875), куда он поступил в 1876 году.

В специальной военной школе Сен-Сира он учился в классе Плевны, вместе с виконтом Шарлем де Фуко, будущим Блаженным, и Антуаном Манка де Валломброза, будущим авантюристом. Он вошел одним из последних (403-е место из 412) и вышел в середине рейтинга (229-е место из 336).

Пять лет в чине второго лейтенанта, семь лет в чине лейтенанта, десять лет в чине капитана (повышен в звании в 1890 году), он медленно поднимался по военной лестнице. В 1888 году он был принят в Высшую военную школу и окончил ее два года спустя, заняв 56-е место.

Несколько молодых женщин из хороших семей (Антуанетта Бертелен, Анжелин Гийом, Люси Деларю, Мари-Луиза Регар) отказываются от его предложений руки и сердца, поскольку он еще только младший офицер.

У него много любовниц, и он часто посещает бордели.

Личные взгляды до войны

Воспитанный католиком, но с личной «гарнизонной» жизнью, сталкиваясь с определенным мордобоем со стороны начальства и «хороших семей», Петен оставался сдержанным в своих мнениях, в духе «grande muette». В довольно аристократической армии 1890-х годов его карьера развивалась медленно. Во время дела Дрейфуса капитан Петен не был противником Дрейфуса; позже он сказал своему гражданскому начальнику штаба Генриху дю Мулену де Лабарте: «Я всегда верил, со своей стороны, в невиновность Дрейфуса. Однако он считал, что Дрейфус плохо защищался и что его осуждение было логичным: мысль о том, что Феликс Гюстав Сосье и Жан Казимир-Перье осудили Дрейфуса, зная, что он невиновен, мучила бы его, даже скандализировала, по мнению двух министров-петенистов, Анри Муассе и Люсьена Ромье. В любом случае, он не принимал участия в подписке на «памятник Генри», открытый антисемитской газетой Эдуара Друмона La Libre Parole для вдовы полковника Генри, который был ответственен за осуждение капитана Дрейфуса благодаря своим подделкам.

Филипп Петен получил повышение в период «республиканизации армии», последовавшей за делом Дрейфуса: адъютант Жозефа Брюгера, республиканского генерала, назначенного военным губернатором Парижа республиканским правительством обороны Пьера Вальдек-Руссо, чтобы уменьшить антидрейфусовское влияние в армии. Петен также был близок к генералу Персину, республиканскому офицеру, замешанному в деле Фише.

Однако солдат Петен не принимал большого участия в политической жизни того времени и оставался очень сдержанным в своих личных взглядах. В отличие от многих солдат, он ни разу не ввязался в это дело, ни во время дела о досье в 1904 году, ни во время дебатов об отделении церкви от государства в 1905 году.

Этот образ республиканского военного, не принадлежащего ни к одной партии, сохранится и в межвоенный период. Похоже, что до 1938 года он не проявлял антисемитизма (в 1919 году он подписал петицию с просьбой «прийти на помощь угнетенным еврейским массам в Восточной Европе», а в 1938 году — еще одну, против гонений в Германии).

Читайте также, история — Суриды

Первая карьера

В начале своей военной карьеры Филипп Петен был назначен в различные гарнизоны, но не участвовал ни в одной из колониальных кампаний.

В 1900 году, будучи командиром батальона, он был назначен инструктором нормальной школы тира в лагере Шалон-сюр-Марн. Он был противником официальной доктрины того времени, согласно которой интенсивность огня превалировала над точностью, и которая благоприятствовала штыковым атакам для пехоты и чрезмерному преследованию для кавалерии. Вместо этого он выступал за использование пушек для артиллерийской подготовки и заграждений, чтобы дать возможность продвигаться пехоте, которая должна была иметь возможность вести точный огонь по отдельным целям. Директор школы отмечает «силу диалектики», с которой он защищает такие авантюрные тезисы.

В 1901 году он занял должность доцента в Высшей военной школе в Париже, где отличился своими оригинальными тактическими идеями. Он снова был там с 1904 по 1907 год, затем с 1908 по 1911 год, заняв кафедру пехотной тактики у Адольфа Гийома.

Затем он яростно протестовал против догмы об обороне, предписанной инструкцией 1867 года: «Только наступление может привести к победе». Но он также критиковал свод военных инструкций 1901 года, который пропагандировал наступление большими подразделениями со штыком в руках — тактика, частично ответственная за тысячи смертей в августе и сентябре 1914 года. Униженные поражением 1870 года, штабы были готовы проявить браваду и отомстить. Начиная с 1911 года, Генеральный штаб выступал за тотальное наступление. Петен, напротив, выступал за маневр, материальную силу, движение и инициативу: «огонь убивает». Так, он заявил студенту-офицеру: «Выполняйте свою миссию любой ценой. Если нужно, убей себя, но если ты можешь выполнить свой долг и остаться в живых, мне это нравится больше. Среди офицеров, находившихся под его командованием, 20 октября 1912 года он стал первым командиром Шарля де Голля, тогда второго лейтенанта 33-го пехотного полка, расквартированного в Аррасе.

В сентябре 1913 года, вынужденный прокомментировать собравшимся офицерам упражнение, придуманное генералом Галле, который во время маневров штыком протыкал пулеметные гнезда, которые, естественно, стреляли холостыми патронами, полковник Петен ответил, что генерал, командующий 1-й пехотной дивизией, просто показал, чтобы произвести впечатление на людей, все ошибки, которые современная армия больше не должна совершать. Подробно описав огневую мощь немецкого оружия, он заключил: «Именно огнем нужно уничтожить цель, прежде чем взять ее. Джентльмены, никогда не забывайте, что огонь убивает!

В ноябре 1913 года Франше д»Эспери был назначен командующим 1-м армейским корпусом в Лилле вместо антиклерикального генерала Анри Кремера. В январе 1914 года Франше д»Эспери назначил полковника Петена на вакантное место генерала де Преваля, командира 3-й пехотной бригады в Аррасе, который покинул действующую армию из-за проблем со здоровьем.

28 марта 1914 года по согласованию с генералом Делиньи Филипп Петен был назначен командиром 4-й пехотной бригады, в состав которой входили два полка: 8-й пехотный полк с гарнизоном в Сент-Омере, Кале и Булони и 110-й пехотный полк с гарнизоном в Дюнкерке, Берге и Гравелине. Командование 33-м пехотным полком принял подполковник Штирн.

По прибытии в Сент-Омер Филипп Петен, хотя и был отличным наездником, неудачно упал с лошади. Врач Луи Менетрель (отец Бернара Менетреля) запрещает ампутацию и спасает левую ногу Петена.

Адольф Мессими, который 12 июня вновь стал военным министром и взял на должность начальника своего военного штаба генерала Гийома, 24 июля направил отказ генералу Антуану, который пришел просить о назначении Петена в звании генерала.

Его биографы определяют отсутствие признания как один из элементов, структурирующих личность Петена. В возрасте 58 лет, в июле 1914 года, полковник Филипп Петен готовился выйти в отставку после относительно скромной карьеры.

Читайте также, история — Оуэн Тюдор

Повышение в звании генерала войны 1914-1918 годов

С самого начала Первой мировой войны, 3 августа 1914 года, он отличился во главе 4-й пехотной бригады, прикрывая отступление генерала Ланрезака в Бельгию. Он был одним из офицеров, быстро выдвинутых в начале войны на замену тем, кто потерпел неудачу: бригадный генерал 31 августа 1914 года, он командовал 6-й пехотной дивизией, во главе которой участвовал в битве на Марне (во время которой он давал советы по использованию артиллерии и авиации).

14 сентября он стал генерал-майором.

20 октября 1914 года он был назначен генералом армейских корпусов и принял командование 33-м корпусом. Назначенный на участок фронта, где он вырос, он провел блестящие действия во время наступления в Артуа, совершив единственный прорыв 9 мая 1915 года, который, по его справедливому мнению, не мог быть использован. В июне 1915 года, получив звание генерала армии, он командовал 2-й армией. Открыто не одобряя наступление Жоффра в Шампани, он командовал одной из двух участвовавших в нем армий. Он добился наилучших успехов и остановил наступление, когда потери стали значительными. Его забота о сохранении их жизней сделала его популярным среди своих людей.

Битва при Вердене

Под командованием будущего маршала Жоффра и генерала де Кастельно он был одним из восьми командиров в битве при Вердене, служил с 25 февраля по 19 апреля 1916 года. Его организаторские способности, подкрепленные настоящей харизмой, не могли не повлиять на победный исход сражения восемь месяцев спустя, даже если упорство его войск, как и майора Рейнала в форте Во, стало решающим фактором. Его стратегическое видение битвы позволило ему понять, что лучший солдат в мире, если его не снабжать, не эвакуировать в случае ранения или не облегчать после тяжелых боев, в конечном итоге терпит поражение.

Петен установил ротацию бойцов. Он отправлял измотанные полки на отдых и заменял их свежими войсками. Он организовал нории машин скорой помощи, боеприпасов и грузовиков снабжения, которые стали известны как «Священный путь» (термин Мориса Барреса). Понимая значение авиации в боевых действиях, он создал в марте 1916 года первую истребительную авиадивизию, чтобы очистить небо над Верденом. Он подтвердил это видение в инструкции от декабря 1917 года: «Воздушные силы должны обеспечить воздушную защиту зоны действия танков от наблюдения и бомбардировки вражеской авиации.

В этот период он получил титул «Виктор Вердена», хотя это прозвище в основном использовалось позже, при режиме Виши. Во время Первой мировой войны этот холостяк получил более 4 500 писем от поклонниц.

Однако Жоффр, Фош и Клемансо приписывали победу под Верденом Нивелю и Мангену. Некоторые упрекали Петена в пессимизме. На самом деле, поскольку репутация Петена росла среди солдат после ошибки Нивеля (в 1917 году), существовало две традиции верденской победы, как пишет Марк Ферро, биограф Петена: «военно-политические лидеры, которые приписывали ее Нивелю, и комбатанты, которые знали только Петена».

25 декабря 1916 года генерал Нивель, увенчанный взятием фортов Во и Дуомон, принял командование французскими армиями, а Жоффр, назначенный маршалом, был отстранен от командования. Генерал Петен был назначен начальником Генерального штаба, специально созданной для него должности. Он выступал против Нивеля, который не щадил кровь своих людей, и чья стратегия чрезмерного наступления контрастировала с прагматизмом Петена.

Командование Нивеля привело к битве при Chemin des Dames в середине апреля 1917 года: за неделю на французской стороне было выведено из строя 100 000 человек. На фоне этой неудачи и ощущения солдат, что их напрасно ведут на смерть, недовольство росло, провоцируя мятежи во многих подразделениях. Нивель был уволен, а Петен оказался в состоянии стать его преемником благодаря своей репутации в Вердене и позиции, направленной на ограничение потерь. 15 мая 1917 года он был назначен главнокомандующим французскими армиями. Его командование стремилось восстановить доверие войск путем улучшения условий жизни солдат, предоставления более свободных отпусков, прекращения плохо подготовленных наступлений и осуждения мятежников, среди которых, несмотря на требования некоторых политиков, было расстреляно лишь меньшинство лидеров.

Чтобы не тратить жизни солдат, он начал более ограниченные наступления, все из которых были победоносными. Он отвоевал у немцев во время второй битвы под Верденом в августе 1917 года все земли, потерянные в 1916 году. Он захватил хребет Chemin des Dames во время битвы при Мальмезоне в октябре 1917 года.

21 марта 1918 года немцы прорвали британский фронт в Пикардии, угрожая Амьену. Петен был возможным кандидатом на звание генералиссимуса союзных войск, но при поддержке Великобритании Клемансо, считавший его слишком оборонительным и пессимистичным, на конференции в Дуленсе 26 марта предпочел Фоша, выступавшего за наступление. На этой конференции Дуглас Хейг, представлявший британцев и поддержанный американским представителем, потребовал и добился исключения Петена из межсоюзнического штаба. Фош, который первоначально координировал действия союзных войск, теперь стал их верховным главнокомандующим. Но каждый командующий национальной армией сохранил за собой право обжаловать любое решение Фоша у своего правительства. Петен сохранил за собой роль главнокомандующего французскими армиями, но фактически подчинялся приказам Фоша.

27 мая 1918 года немцы прорвали французский фронт у Chemin des Dames. Генерал Дюшен, который находился под защитой Фоша, отказался применить оборонительную доктрину, предписанную Петеном, которая заключалась в превращении первой оборонительной позиции в линию боевой готовности и дезорганизации, чтобы перенести стойкое сопротивление на вторую позицию в нескольких километрах позади. Французская армия была вынуждена отступить к Марне. Петен рекомендовал осторожность, а Фош выбрал контрнаступление, которое оказалось победоносным в июле. Фош, не имея возможности связаться с Петеном напрямую, отстранил от должности своего генерал-майора генерала Антуана. 22 июня 1918 года Военный комитет лишил Петена права апеллировать к правительству в случае разногласий с Фошем, поскольку тот отказался санкционировать Антуана. 30 июня Фош и Клемансо навязали Буату и Петену назначение генерала Буа генерал-майором, чтобы сделать отношения между штабами Фоша и Петена более гибкими и эффективными, в надежде, что французская армия будет подчиняться непосредственно Фошу.

В августе 1918 года Петену была вручена военная медаль: «Солдат в душе, он никогда не переставал давать ослепительные доказательства чистейшего духа долга и высокого самоотречения. Только что приобрел нетленные титулы национального признания, сломив немецкий порыв и победоносно отбросив его назад».

В октябре 1918 года он подготовил большое наступление в Лотарингии, которое должно было привести франко-американские войска в Германию. Это большое наступление, запланированное на 13 ноября, не состоялось: вопреки своему совету Фош и Клемансо согласились подписать перемирие, запрошенное немцами 11 ноября.

17 ноября 1918 года, по просьбе офицеров GQG, маршал Фош обратился к председателю Совета Жоржу Клемансо. 19 ноября 1918 года в полдень генералу Петену сообщили по телефону, что он будет награжден маршальским жезлом, а затем, в начале дня, он бесстрастно наблюдал, сидя на своем белом коне, за генералом Буатом и двадцатью пятью офицерами GQG, как войска 10-й армии официально вошли в Мец через Серпенуазские ворота под ликующие возгласы толпы.

Петен был возведен в достоинство маршала Франции декретом от 21 ноября 1918 года (опубликован в Journal officiel 22 числа). Он получил свой маршальский жезл в Меце 8 декабря 1918 года.

Он один из немногих ведущих военных деятелей Великой войны, который так и не захотел опубликовать свои военные мемуары. В 2014 году была опубликована неопубликованная рукопись Филиппа Петена, рассказывающая о конфликте так, как его пережил Петен. Различные рассказы о нем, «помимо неизбежных упоминаний о великом солдате, заботящемся о жизни своих людей, подчеркивают его скрытный характер, отсутствие юмора, холодность, мрачный вид — термин, который часто используется различными авторами». Историк Жан-Луи Кремье-Брильяк напоминает, что «в 1914-1918 годах Петен был лидером пессимизма, который Клемансо считал нетерпимым, хотя всегда скрывал это.

Межвоенный период

Популярный, осыпанный почестями (12 апреля 1919 года он был избран членом Академии моральных и политических наук), женатый (14 сентября 1920 года, в возрасте 64 лет, на 42-летней Эжени Хардон, не имевшей потомства), Петен постепенно стал главным ориентиром для ветеранов в межвоенный период, воспользовавшись тем, что другие маршалы отошли на второй план и умерли.

Он оставался главой армии до 1931 года (уволив Жоффра, а затем Фоша, которого он сменил в Французской академии), независимо от политического большинства на месте (в 1924 году, во время картеля левых, он выступал против гипотезы военного переворота, предусмотренного Лётей, которого он уволил из Марокко, лично вмешавшись в войну в Рифе). Он оказал большое влияние на реорганизацию армии, окруженный кабинетом министров, одним из руководителей которого был де Голль.

Однако, начиная с 1929 года, его оппозиция Мажино вытеснила его из руководства армиями в пользу поколения соратников Фоша (Вейганда). Он полагался на свою популярность в Лигах, чтобы получить после 6 февраля 1934 года военное министерство, в которое он не смог вернуться ни в 1935 году, ни во время Народного фронта. Кабинет Шотемпса выбрал его послом к Франко после окончания войны в Испании до мая 1940 года.

Генерал-аншеф французской армии (он оставался им до 9 февраля 1931 года) в 1919 году подсчитал, что для обороны территории необходимо 6875 танков (3075 танков в передовых полках, 3000 танков в резерве в распоряжении главнокомандующего и 800 танков для замены поврежденных частей).

Он пишет: «Она тяжелая, но будущее за максимальным количеством людей под броней».

С 1919 по 1929 год, имея друга на посту начальника штаба вооруженных сил (генерала Буата до 1923 года, затем после его смерти генерала Дебеней), он выступал против строительства оборонительных укреплений, выступая за создание мощного механизированного боевого корпуса, способного с первых дней войны перенести боевые действия как можно дальше на территорию противника. Ему удалось остаться главным инициатором стратегии, добившись в июне 1922 года отставки маршала Жоффра с поста председателя созданной двумя неделями ранее Комиссии по изучению организации обороны территории и выступив на заседании Высшего военного совета 15 декабря 1925 года против строительства сплошной оборонительной линии. Он выступал за оборонительные кротовые норы на маршрутах вторжения.

На совещании 19 марта 1926 года, вопреки мнению Фоша, который считал, что Петен был неправ, придавая танкам капитальное значение, он выступил за изучение трех прототипов танков (легкого, среднего и тяжелого) и добился этого.

Однако в конце концов ему пришлось уступить и согласиться на строительство линии Мажино, когда Андре Мажино, тогдашний военный министр, заявил во время парламентских дебатов 28 декабря 1929 года: «Командует не Петен, а военный министр».

В 1925 и 1926 годах Петен боролся с восстанием войск Абд эль-Крима, лидера зарождающейся республики Риф в Марокко, против своих испанских соседей. Петен сменил маршала Ляутея, не проявив должного внимания, и командовал французскими войсками в кампании с испанской армией (всего 450 000 человек), в состав которой входил Франко. Кампания была победоносной, отчасти благодаря применению испанцами химического оружия против гражданского населения. Абд эль-Крим пожаловался в Лигу Наций на применение иприта французскими ВВС против дуаров и деревень.

С того момента, как Шарль де Голль был направлен в 33-й пехотный полк, которым командовал Филипп Петен, в то время полковник, судьбы этих двух людей регулярно пересекались. Шарль де Голль был зачислен в этот полк 9 октября 1912 года при выходе из Сен-Сира в звании второго лейтенанта. В 1924 году, во время посещения Школы войны, Петен был удивлен низкими оценками, которые получил де Голль. Его учителя не ценили независимость де Голля — черту, которую он разделял с Петеном. Вмешательство Петена, вероятно, привело к коррекции этих марок в сторону повышения.

В 1925 году Шарль де Голль был прикомандирован к штабу Филиппа Петена, вице-президента Высшего военного совета. Петен был кандидатом во Французскую академию и смог оценить качество произведений де Голля, когда прочитал книгу La discorde chez l»ennemi, опубликованную в 1924 году. Он попросил его подготовить книгу об истории солдата, чтобы помочь поддержать его кандидатуру. Де Голль подготовил книгу «Солдат сквозь века», которая была почти закончена в конце 1927 года, когда де Голль в присутствии маршала провел три замечательные конференции в Эколь де Герр, озаглавленные соответственно: «Военные действия и лидер», «Характер» и «Престиж». Но его мнение о Петене изменилось из-за отношения маршала к Ляути во время его отстранения от власти. Когда в январе 1928 года Петен захотел, чтобы книга была отретуширована другим его соратником, де Голль выразил решительный протест. В 1929 году Петен сменил Фоша в Академии Франции, не нуждаясь в этой книге. Петен попросил де Голля написать панегирик своему предшественнику на куполе, но не использовал предложенный текст.

В 1931 году, по возвращении из Ливана, де Голля, который хотел получить кафедру преподавателя в Школе войны, против его желания направили в Генеральный секретариат национальной обороны (SGDN) в Париже. На этот вопрос Петен ответил де Голлю: «Вы будете заняты там работой, которая, безусловно, поможет вам развить ваши идеи». Де Голль был стратегически не на высоте и находился в литературном конфликте со своим начальником; Петен же считал, что помог своему подчиненному, который проявил слишком много гордости. В 1932 году де Голль посвятил свою книгу Le Fil de l»épée («Нить меча») маршалу Петену: «Ибо ничто не показывает лучше, чем ваша слава, какую добродетель действие может извлечь из света мысли». В 1938 году де Голль повторно использовал текст книги «Солдат сквозь века» для написания своей книги «Франция и ее армия». Петен противился публикации книги, но в конце концов согласился на нее после устного объяснения со своим бывшим владельцем пера, который, тем не менее, исправил посвящение, предложенное маршалом. Последний питал стойкую неприязнь к де Голлю, которого считал «гордым, неблагодарным и озлобленным».

20 июня 1929 года он был единогласно избран членом Французской академии на 18-й кафедре, где сменил маршала Фоша.

22 января 1931 года он был принят во Французской академии Полем Валери, чья приветственная речь, рассказывающая о его биографии, напоминает и развивает фразу, на которой настаивал Петен, «огонь убивает», и включает рассуждения о том, как «пулемет надолго изменил условия боя на суше» и правила стратегии. Речь также напоминает о разногласиях во взаимном уважении между Петеном и Жоффром. Речь маршала Петена, которую он произнес, — это дань уважения маршалу Фошу, которого он сменил.

По словам Жака Мадоля, Филипп Петен выступил против избрания во Французскую академию Шарля Морраса, который должен был стать одним из его самых больших сторонников, и поздравил Франсуа Мориака с тем, что тот проводил кампанию против него.

До прихода к власти Филипп Петен не был открытым антисемитом: например, он резко критиковал Луи Бертрана, который протестовал против избрания еврея Андре Моруа во Французскую академию, за что Моруа был ему благодарен. Тем не менее, в своей частной переписке с супругами Парди, американскими соседями его дома в Вар, Филипп Петен жаловался на евреев.

9 февраля 1931 года он был заменен генералом Вейгандом на посту вице-президента Высшего военного совета (соответствующего функции верховного главнокомандующего армией) и назначен генеральным инспектором территориальной противовоздушной обороны.

2 декабря 1931 года он обратился с письмом к Пьеру Лавалю, тогдашнему председателю Совета, с просьбой создать мощные военно-воздушные силы для обороны и нападения, независимые от армии и флота. Для этого он рекомендовал взять 250 миллионов франков из кредитов, выделенных на строительство линии Мажино.

Он остается влиятельным в военном и политическом мире и активно участвует в антипарламентском движении Le Redressement français, которое хочет сильной исполнительной власти.

После кризиса 6 февраля 1934 года, 9 февраля 1934 года Филипп Петен был назначен военным министром в радикальном правительстве Думергю, и занимал эту должность до тех пор, пока кабинет не был свергнут 8 ноября 1934 года.

Его присутствие, популярное среди ветеранов, участвовавших в марше, способствовало созданию образа национального единства, желаемого Думерге. Это символизирует конец второго картеля левых: правительства 1934 и 1935 годов не были у власти.

Приход к власти Гитлера заставил Францию постепенно отказаться от политики разоружения, хотя бюджетные решения способствовали сохранению понижательного давления на военные кредиты. Более того, стратегические оборонительные решения поглотили большую часть кредитов. Споры 1940-х годов о том, кто несет ответственность за задержку перевооружения Франции (которую Петен возложил на Эдуара Даладье и Леона Блюма во время процесса в Риоме, причем последний осуждал низкий уровень ассигнований, выделенных, когда Петен был военным министром), и споры о стратегическом выборе, приведшем к поражению, объясняют разнообразие точек зрения в историографии, оценивающей время пребывания Петена у власти.

Для Ги Антонетти возобновление расходов — которое он относит к 1935 году — последовательно связано с переломом внешней политики, более наступательной, обновленных альянсов, начатой при правительстве Гастона Думергю (1934) и его министра иностранных дел Луи Барту, а затем при правительстве Пьера Лаваля (1935). Статья Филиппа Гарро 2005 года, посвященная вопросу перевооружения, считает, что в целом «баланс политики вооружения с 1919 по 1935 год крайне ограничен, и на протяжении всего этого периода рабочая сила и операции поглощают большую часть сокращенных бюджетов» и что «перевооружение действительно начинается в 1936 году с реализацией частичной программы 1935 года и 14-миллиардного плана», уточняя при этом, что «в конце этого переходного периода 1935 год, тем не менее, представляется особенно важным и даже поворотным»: С одной стороны, он ознаменовал начало перевооружения Франции, даже если увеличение бюджета было все еще ограниченным; с другой стороны, он ознаменовался разработкой многочисленных прототипов, на которые в следующем году начнут поступать крупные заказы. Что касается перевооружения, Жан-Люк Марре относит «первые признаки» к моменту переориентации французской внешней политики Луи Барту (в 1934 году) и Пьера Лаваля (в 1935 году).

Петен ограничил работы по созданию линии Мажино, считая, что Арденны являются естественным барьером, который немцам трудно пересечь. 15 июня 1934 года он добился голосования за выделение дополнительного кредита в размере 1,275 млрд. франков на модернизацию вооружения.

Будучи сторонником боевых танков, он еще до апреля 1934 года решил принять на вооружение танк B1, прототипы которого были изготовлены во время его командования. В том же году он также решил принять на вооружение танк D2 и изучить легкий танк. Озабоченный подготовкой старших офицеров, он распорядился, чтобы все поступающие в Высшую военную школу проходили предварительную подготовку в танковых и военно-воздушных частях.

31 мая 1934 года, будучи вызванным в Финансовую комиссию, он высказал свои взгляды на фортификацию и повторил свои оговорки относительно эффективности линии Мажино. Он объясняет, что такое для него фортификация: бетон — это средство экономии живой силы, но главным остается мощная армия, без которой это лишь ложная безопасность. Цель фортификации — обеспечить возможность перегруппировки войск для наступления или контрнаступления. У него будет такая фраза: «Линия Мажино не защищает от проникновения противника, если армия не оснащена моторизованными резервами, способными быстро вмешаться». Тем не менее, он поддержал принцип этой линии. Однако, по словам Роберта Арона, стратегические концепции, которые он отстаивал в то время, соответствовали его опыту Великой войны, а именно:

«Между двумя войнами стратегические концепции, которые он должен был отстаивать и навязывать французской армии, все еще строго соответствовали его опыту в начале другого конфликта: он не верил в наступательную роль танков или бронетанковых дивизий. Он выступал за строительство линии Мажино, за которой наши бойцы 1939 года будут считать себя в безопасности и спокойно переждут немецкое наступление, которое начнется в другом месте.

27 октября 1934 года он убедил Луи Жермен-Мартена, министра финансов, подписать «план Петена на 1935 год» на сумму 3,415 миллиарда франков, который включал строительство 1260 танков. Падение правительства и замена маршала Петена на генерала Маурина, сторонника тяжелых и медленных танков, задержали реализацию этого плана на несколько месяцев.

После своего министерского опыта Петен пользовался большой популярностью как справа, так и слева. Об этом свидетельствует знаменитая кампания, начатая Гюставом Эрве в 1935 году под названием «Нам нужен Петен». Желание обратиться к маршалу Петену в случае опасности не характерно для правых, и радикал-социалист Пьер Кот заявил в 1934 году: «Господин маршал, в случае национальной опасности Франция рассчитывает на вас».

Затем он принял участие в работе Высшего военного совета, где поддержал наступательную военную политику, проводимую полковником де Голлем, который некоторое время был его «пером», выступая за концентрацию танков в бронетанковых дивизиях.

Он писал в Revue des Deux Mondes от 15 февраля 1935 года: «Необходимо, чтобы Франция имела быстрое, мощное прикрытие, основанное на самолетах и танках». А во время конференции в Ecole de Guerre в апреле 1935 года: «Механизированные части способны придать операциям ритм и амплитуду, неизвестные до сих пор. Самолет, принося разрушения в самые отдаленные жизненно важные центры, ломает рамки сражения. Как в предисловии к книге генерала Сикорского: «Возможности танков настолько обширны, что можно сказать, что танк, возможно, станет главным оружием завтрашнего дня.

6 апреля 1935 года, выступая перед президентом Лебреном в Высшей военной школе, он сказал: «Необходимо в наибольшей степени учитывать перспективы, открываемые бронемашиной и авиацией. Автомобиль, благодаря гусеницам и броне, ставит скорость на службу силе. Победа будет принадлежать тому, кто первым догадается максимально использовать свойства современных машин и объединить их действие. В 1938 году он предисловил книгу генерала Луи Шовино «Une invasion est-elle encore possible», в которой пропагандировалось использование пехоты и укреплений в качестве средства защиты от «непрерывного фронта». В этом предисловии Петен считал, что использование танков и самолетов не изменило фактов войны: «Это потому, что он опирался на прочную и неопровержимую основу позитивных данных, предоставляемых технологией: непрерывный фронт — это реальность, игнорировать которую опасно (…) Все еще существуют определенные тенденции к принятию доктрины войны движения с самого начала операций, следуя идеям, которые были в моде до 1914 года. Опыт войны был оплачен слишком дорого, чтобы мы могли безнаказанно вернуться к старым ошибкам.

По инициативе великих военачальников (Фош, Жоффр) правительства конца 1920-х годов выделили значительные бюджетные средства на строительство оборонительных линий. Символом этой стратегии стала дорогостоящая и, к тому же, неполная линия Мажино, которая была остановлена на бельгийской границе. Уинстон Черчилль в своей книге о Второй мировой войне выразил мнение, что линия Мажино могла бы принести большую пользу, если бы ее правильно эксплуатировали, и что это казалось оправданным, особенно с учетом численного соотношения между населением Франции и Германии.

Уинстон Черчилль считал «необычным, что ее нельзя было продлить хотя бы вдоль Мёза», но маршал Петен был против такого продления. Он решительно утверждал, что вторжение через Арденны должно быть исключено из-за характера местности. Следовательно, эта возможность была исключена.

После успеха немецкого блицкрига через Арденны Петен уже не мог игнорировать тот факт, что в поражении 1940 года виноваты и «великие полководцы», стратегическим установкам которых правительственные власти просто следовали. Тем не менее, он считает политиков, стоявших у власти до 1940 года, исключительно «ответственными» за поражение.

Франция официально признала новое правительство Франко 27 февраля 1939 года. 2 марта 1939 года Петен был назначен послом Франции в Испании. Враждебно настроенные к испанским националистам, французские левые протестовали во имя «республиканской» репутации маршала. Так, L»Humanité воздала ему почести в связи с «преступным генералом» Франко, а в Le Populaire от 3 марта 1939 года Леон Блюм назвал Петена «самым благородным, самым гуманным из наших военачальников», фразой, которой сторонники реабилитации бывшего «главы французского государства» воспользуются после Второй мировой войны. На данный момент назначение Петена, который пользовался большим авторитетом в Испании, было направлено на улучшение имиджа Французской Республики путем смягчения памяти о поддержке Францией испанских республиканцев во время Гражданской войны.

24 марта 1939 года маршал вручил свои верительные грамоты министру внутренних дел Серрано Суньеру, который принял его очень холодно. По словам историка Мишеля Катала, он запомнил этот плохой прием, и его связи с Франко оставались весьма критическими, несмотря на последующую пропаганду, изображавшую привилегированные отношения между режимом Виши и диктатурой Каудильо. В ближайшем будущем задачей Петена было обеспечение нейтралитета Испании в связи со следующим европейским конфликтом. Во имя дипломатического сближения Франции с Испанией он отвечал за контроль, в рамках соглашений Берар-Жордана, за репатриацию в Мадрид золотого запаса Банка Испании и республиканского вооружения, которое бывшая Испанская республика передала Франции на хранение во время гражданской войны. Французский посол знал, как окружить себя качественной командой опытных дипломатических работников и преданных военных. Через несколько месяцев маршал примирился с испанской элитой. Его активное присутствие в стране привело к укреплению имиджа Франции, несмотря на очень франкофобскую испанскую прессу.

Несмотря на многочисленные умолчания с французской стороны, в частности, из-за франко-испанской военной напряженности в Марокко в марте-апреле 1939 года, Петен передал свои полномочия президенту Совета Даладье для достижения соглашений Берар-Жордана — непременного условия, которого требовали власти Франко. Франция в конце концов уступила, не получив никаких значительных контрагентов. Официальное объявление испанского нейтралитета 4 сентября 1939 года, казалось, увенчало усилия Франции, но в большей степени было результатом реализма Франко, учитывавшего слабый военный потенциал Испании после гражданской войны. Фасад разрядки летом 1939 года» скрывал провал французской примирительной политики, направленной на достижение добрососедских отношений и военного соглашения между двумя странами. Хотя каудильо осторожно склонялся к фактическому нейтралитету, он не ослаблял своих связей с Третьим рейхом и фашистской Италией.

Осознавая хрупкость испанского нейтралитета, Петен утверждал, что он «во многом будет зависеть» от позиции Франции. Его «главной стратегической целью» оставалось примирение «любой ценой с Италией и Испанией, чтобы сконцентрировать все усилия Франции против Германии», — подчеркнул Мишель Катала. Более того, маршал выражал желание отказаться от своей полномочной миссии с августа 1939 года. Частичное восстановление франко-испанских торговых и культурных отношений в последние месяцы 1939 года и первые месяцы 1940 года не изменило двусмысленности позиции Франко по отношению к странам Оси и Франции. Максимум, что можно поставить в заслугу Петену, это начало нормализации франко-испанских отношений — «поверхностной и в высшей степени временной».

Несмотря на провал его стратегии в отношении Франко, «личный успех Петена неоспорим», так как он подтвердил свою власть над французскими военными и утвердил свою способность навязывать свои взгляды правительству, а также приобрел репутацию прекрасного дипломата. Однако Мишель Катала сомневался, что маршал осознал фиаско своей посольской миссии, учитывая его немецкую политику в Виши, где он «проявит такое же упрямство и слепоту в проведении политики уступок, чтобы добиться улучшения условий перемирия».

Призыв «Человек перемирия

Когда в сентябре 1939 года была объявлена война, маршал Петен из Мадрида отклонил предложение председателя Совета Эдуарда Даладье войти в состав правительства и благоразумно держался в стороне от официальных запросов. Это предложение было выдвинуто председателем Палаты депутатов, радикал-социалистом Эдуаром Эррио, в качестве условия для его возможного принятия на должность министра иностранных дел.

Однако Петен не скрывал своей личной неприязни к войне против Гитлера. «Насколько можно быть уверенным, что он не принимал участия в интригах, затеянных с целью заключения компромиссного мира, настолько же ясно, что он с самого начала играл свою роль в расчетах Лаваля и некоторых членов мирного заговора», — подчеркивает историк Жан-Луи Кремье-Брильяк.

Будучи лидером парламентариев-«пораженцев», Пьер Лаваль уже думал о правительстве Петена, в котором он был бы реальным лидером, и в конце октября 1939 года он сказал одному из своих собеседников: «Я, как говорится, не родственник Петена, но я знаю его престиж. Что от него потребуется? Быть каминной полкой, статуей на пьедестале. Его имя! Его престиж! Не более того».

3 ноября 1939 года в донесении итальянского посла отмечалось, что «маршал Петен является представителем политики мира во Франции». Если бы вопрос о мире встал во Франции остро, Петен сыграл бы свою роль.

Когда он пришел к власти 21 марта 1940 года, военная ситуация ухудшилась, и председатель Совета Поль Рейно также думал использовать престиж маршала Петена у французов и в начале мая предложил ему место в правительстве, но тщетно. Считая ситуацию благоприятной для себя, Петен согласился вернуться в Париж и войти в состав правительства, отмечает историк Жерар Буланже.

Вернувшись на пост, маршал «разделил презрение антипарламентских правых к режиму, который покрыл его почестями». Франция, которая была ближе всего его сердцу, была крестьянской Францией, из которой он вышел, уважая иерархию и установленный порядок, который он хотел возродить в Виши. Его политические взгляды были короткими: он не выносил политической болтовни; он упрекал учителей-социалистов в том, что они поощряли антипатриотизм, так же как Народный фронт поощрял беспорядки. Его пресловутый здравый смысл идет рука об руку с большим невежеством и упрощенными взглядами на внешнюю политику. Он видел в Гитлере не более чем плебея Вильгельма II; он не сомневался, что с ним можно договориться в обмен на несколько жертв», — анализирует Жан-Луи Кремье-Брильяк. Более того, действия Петена были отмечены англофобией и пораженчеством, которые были заметны уже в 1914-1918 годах.

17 мая 1940 года, через неделю после немецкого наступления, Петен, которому тогда было 84 года, был назначен вице-президентом Совета в правительстве Поля Рейно. Франко посоветовал ему не соглашаться поддерживать это правительство. Для Рейно это был вопрос поднятия морального духа французов, закрытия рядов и укрепления собственного имиджа в парламенте. Это назначение было хорошо встречено в стране, в парламенте и в прессе, хотя оно получило меньшую огласку, чем назначение Вейганда генералиссимусом или Жоржа Манделя, сторонника сопротивления любой ценой, министром внутренних дел.

Как и большинство его министров и парламентариев, Поль Рейно недооценил изначально неразговорчивого и пассивного старика Петена и не представлял, что тот может играть более чем чисто символическую роль.

Однако уже 26 мая в записке Полю Рейно Петен отказался считать военных командиров ответственными за поражение и возложил вину за катастрофу на «ошибки, которые мы все совершили, этот вкус к спокойной жизни, этот отказ от усилий, которые привели нас туда, где мы находимся». Эта моралистическая интерпретация поражения не обходится без призывов к национальному раскаянию и политики морального порядка, которые будут характерны для режима Виши.

4 июня он продемонстрировал свою англофобию и пессимизм американскому послу Буллиту. Обвинив Англию в том, что она не оказала достаточной помощи оказавшейся в опасности Франции, он объяснил, что в случае поражения «французское правительство должно сделать все возможное, чтобы договориться с немцами, не беспокоясь о судьбе Англии». 6-го числа он никак не отреагировал, когда генерал Спирс, представитель Черчилля во французском правительстве, предупредил его, что если Франция пойдет на соглашение с Германией, «она не только потеряет свою честь, но и физически не сможет восстановиться». Она будет связана с Германией, на горле которой вскоре сомкнутся наши кулаки.

С 13 июня, когда битва за Францию была проиграна и правительство отступило в Турень, Петен открыто стал одним из самых последовательных сторонников перемирия в правительстве. В тот день он зачитал записку Совету министров, в которой заявил, что не может быть и речи о том, чтобы он покинул Францию для продолжения борьбы.

14 июня 1940 года Париж был оккупирован немецкой армией. Правительство, президент республики и ассамблеи укрылись в Бордо. Петен утвердил себя в качестве лидера сторонников перемирия и поставил на карту свою отставку.

Петен выступает против предложенного слияния британского и французского правительств.

Председатель Совета и перемирие

16 июня 1940 года Поль Рейно, считая себя в меньшинстве в Совете министров, как представляется, ошибочно, подал заявление об отставке правительства и предложил, вслед за председателями Сената и Палаты депутатов, поручить председательство в Совете маршалу Петену, выбор, который был немедленно одобрен президентом Республики Альбером Лебреном (см. правительство Филиппа Петена). Похоже, он надеялся, что если Петену не удастся добиться перемирия, то он сможет очень быстро вернуться к власти.

17 июня 1940 года, следуя совету, данному 12 июня начальником штаба вооруженных сил генералом Максимом Вейганом, Петен обратился к немцам через испанское правительство с просьбой об условиях перемирия.

В лицее Лонгшам (ныне лицей Монтескье) он записал речь, которая транслировалась по телевидению и в которой он заявил, хотя он просил только об условиях перемирия и переговоры еще не начались: «С тяжелым сердцем я говорю вам сегодня, что мы должны прекратить борьбу. Эта речь оказала катастрофическое воздействие на моральный дух войск и фактически ускорила крах французских армий. С 17 июня и до вступления в силу перемирия 25 числа немцы взяли больше пленных, чем с начала наступления 10 мая.

В той же речи Петен предвосхитил создание своего собственного режима, заявив, что «отдает свою персону Франции». 20 июня 1940 года в новой речи, написанной, как и первая, еврейским интеллектуалом Эммануэлем Берлом, он объявил о начале переговоров о перемирии. Он подробно описал причины этого, а также уроки, которые, по его словам, необходимо было извлечь. Он осуждает «дух наслаждения»: «Дух наслаждения — это самое главное. Дух наслаждения победил дух жертвенности. Мы больше требовали, чем служили. Мы хотели не жалеть сил; сегодня мы встретились с несчастьем».

Перемирие было окончательно подписано 22 июня 1940 года на поляне в Компьене после одобрения Советом министров и президентом Республики.

25 июня 1940 года Петен объявил о «суровых» условиях перемирия и описал территории, которые будут находиться под контролем Германии. Демобилизация была одним из этих условий. Он объявил: «Сейчас мы должны направить наши усилия в будущее. Начинается новый порядок». По его словам, причины поражения следует искать в духе расслабленности: «Наше поражение произошло от нашей расслабленности. Дух наслаждения разрушает то, что построил дух жертвенности.

29 июня 1940 года правительство переехало в регион Клермон-Ферран, а затем, из-за ограниченных возможностей размещения, 1 июля снова переехало в Виши, в зону, не занятую немецкой армией. Преимущество этого города заключалось в чрезвычайно эффективной телефонной сети и наличии множества отелей, которые были реквизированы для размещения различных министерств и посольств.

Читайте также, биографии — Превер, Жак

Глава режима Виши

10 июля 1940 года закон, известный как «конституционный» закон, проголосованный двумя палатами (569 голосов за, 80 против, 20 воздержались, 176 отсутствовали и 1 не принимал участия в голосовании), заседавшими в качестве Национального собрания в казино Виши, «передал все полномочия правительству Республики под руководством и подписью маршала Петена», без какого-либо контроля со стороны Ассамблеи, с задачей обнародовать новую Конституцию. Эта никогда не увидит дня.

Таким образом, «Французское государство» (новое официальное название Франции, заменившее название «Французская республика») должно было оставаться временным государством.

Конституционность этой реформы была оспорена на нескольких основаниях, включая тот факт, что Конституция не может быть изменена под прямой угрозой со стороны врага. Прежде всего, смешение всех властей (учредительной, законодательной, исполнительной и судебной) в одних руках противоречило самим основам конституционных законов 1875 года, основанных на разделении властей. Результатом стал антидемократический режим без конституции и без парламентского контроля.

Этот режим был описан как «плюралистическая диктатура» Стэнли Хоффманом, который продемонстрировал, среди прочего, его диктаторские аспекты в публикации, опубликованной в 1956 году. Другие авторы, такие как Роберт Арон, Роберт Пакстон и Марк Ферро, упоминают в связи с Петеном диктаторов и его режим, даже Муссолини. По мнению Арона: «Первый период, от перемирия до 13 декабря 1940 года, — это период, в течение которого Петен мог сохранять иллюзию авторитарного главы государства, который никому ничего не должен и чья власть во Франции была почти эквивалентна власти диктаторов Салазара в Португалии, Франко в Испании или Муссолини в Италии».

По словам Пакстона, «у самого Петена было больше общего с Франко и Салазаром, чем с Гитлером», в то время как для Ферро именно пример Салазара вдохновил программу маршала, таким образом: По мнению Ферро, именно пример Салазара вдохновляет программу маршала, поэтому: «Установленный режим действительно больше напоминает салазаризм и..: «Режимы Кемаля, Хорти и Франко он предпочитал режиму Муссолини из-за дуализма Муссолини-Виктор-Эммануил III и в соответствии с представлением о своей власти: «маршал подотчетен только своей совести», но он гораздо больше предпочитал режим Салазара.

11 июля 1940 года, посредством трех «конституционных актов», Петен провозгласил себя главой французского государства и взял на себя все полномочия.

Своим Конституционным законом № 1 от 11 июля 1940 года он отменил статью 2 Конституционного закона от 25 февраля 1875 года, разрушив тем самым саму основу Республики, поскольку именно эта статья закона, не подвергавшаяся изменениям с момента пересмотра 14 августа 1884 года, установила во Франции республиканский режим.

Однажды Пьер Лаваль сказал ему: «Знаете ли вы, месье ле Марешаль, объем ваших полномочий? Они больше, чем у Людовика XIV, потому что Людовик XIV должен был представлять свои эдикты в парламент, тогда как вам не нужно представлять свои конституционные акты в парламент, потому что его больше нет», — ответил Петен: «Это правда».

В дополнение к традиционным царским атрибутам (право помилования, назначение и увольнение министров и высших чиновников) Петен добавил права, неслыханные даже во времена абсолютной монархии. Таким образом, он мог единолично разрабатывать и обнародовать новую конституцию, мог назначать своего преемника (который был вице-президентом Совета), он «обладал всей полнотой правительственной власти, назначал и увольнял министров и государственных секретарей, которые были ответственны только перед ним», и он «осуществлял законодательную власть в Совете министров». Законы, принятые исключительно его властью, провозглашались на основе формулы: «Мы, маршал Франции, заслушав Совет министров, постановляем…». Однако из соображений благоразумия Петен избегал давать себе право объявлять войну единолично: для этого он должен был посоветоваться с возможными собраниями.

До апреля 1942 года Петен оставался одновременно главой государства и главой правительства, а Пьер Лаваль, Пьер-Этьен Фланден и адмирал Франсуа Дарлан были вице-президентами Совета. Он управлял государством авторитарно.

Так, 13 декабря 1940 года он резко отстранил от власти Пьера Лаваля, но не потому, что был не согласен с политикой сотрудничества последнего с нацистской Германией, а потому, что его раздражал слишком независимый способ ее проведения. Его заменил Фландин. В то же время Петен подписал увольнение многих мэров, префектов и высокопоставленных республиканских чиновников, включая префекта Эвр-и-Луар Жана Мулена и председателя Счетной палаты Эмиля Лабейри.

Маршал быстро подавил все институциональные противодействия его власти и все, что слишком напоминало о республиканском режиме, который отныне был ненавистен. Исчезло само слово «Республика». Общественные свободы были приостановлены, как и политические партии, за исключением парижских коллаборационистов, которые остались в северной зоне. Профсоюзные центры были распущены, оставшиеся ведомственные профсоюзы объединены в корпоративную организацию труда. Масонство было объявлено вне закона.

Все выборные собрания были приостановлены или упразднены, как палаты, так и генеральные советы. Тысячи муниципалитетов, включая мэров, не пожелавших подписать присягу на верность (не государству, а самому Петену), были уволены и заменены «специальными делегациями», назначенными декретом центральной власти, председателями которых стали личности, представившие гарантии, требуемые маршалом. Были созданы специальные суды.

30 июля 1940 года Петен узаконил создание Верховного суда (известного как «Суд Риома»), исключительной юрисдикции, ответственной за проведение суда над политиками и генералом Морисом Гамеленом, которого маршал считал ответственным за неподготовленность страны и военное поражение. Леон Блюм, Эдуард Даладье и генерал Гамелен были арестованы. Кроме того, Петен планировал вынести приговор Полю Рейно и Жоржу Манделю, но они также находились в тюрьме и не могли быть включены в процесс в Риоме. Суд над Риомом должен был служить пропаганде Виши, осуждая министров Народного фронта и, помимо этого, демократические институты Третьей республики как единственных виновников фиаско. Блюм и Даладье поразили судей своим знанием дел по национальной обороне, напомнив, в частности, об ответственности правительства Думерга, членом которого был Петен в качестве военного министра, за сокращение военных кредитов в 1934 году. В общем, 11 апреля 1942 года Петен «лаконичным указом» отложил судебный процесс sine die. Обвиняемые, все еще ожидающие суда, оставались интернированными. В конце марта 1943 года режим Виши уступил требованиям немецких властей, которые под предлогом предотвращения попытки американского освобождения перевели заключенных на территорию Рейха.

Более того, 2 августа 1940 года Виши заочно приговорил к смертной казни Шарля де Голля (хотя Петэн утверждал, что проследит за тем, чтобы приговор не был приведен в исполнение), а затем и его соратников, которые были лишены французского гражданства вместе с теми, кто к ним присоединился. Несправедливые судебные процессы были возбуждены против различных республиканских деятелей, таких как Пьер Мендес Франс, который был осужден в июне 1941 года в Клермон-Ферране за предполагаемое «дезертирство» (дело Массилии, корабля-ловушки), вместе с Жаном Зеем и некоторыми другими.

Осенью 1941 года, благодаря открыто принятым законам, Виши отправил на гильотину нескольких заключенных коммунистов, включая депутата Жана Кателаса, в отместку за антигерманские выступления.

Играя на репутации «победителя Вердена», режим максимально использовал престиж маршала и распространил вездесущий культ личности: фотографии маршала появились в витринах всех магазинов, на стенах жилых домов, во всех администрациях, а также на стенах классов во всех школах и в молодежных организациях. Его также можно найти в календарях ПТТ. Бернар Менетрель, врач и личный секретарь маршала, играл главную роль в этой коммуникационной и пропагандистской деятельности.

Лицо главы государства также появляется на марках и монетах, а бюсты Марианны убирают из ратуш. День святого Филиппа, отмечаемый 3 мая, является банковским праздником. Гимн его славе, знаменитая «Maréchal, nous voilà!» звучит на многих церемониях вместо «Марсельезы».

Всем сомневающимся пропагандистские плакаты провозглашали: «Вы более француз, чем он?» или «Вы знаете проблемы дня лучше, чем он?».

Петен также потребовал от государственных чиновников присяги на верность своей персоне. Конституционный закон № 7 от 27 января 1941 года уже обязывал государственных секретарей, высших сановников и высокопоставленных чиновников присягать на верность главе государства.

После своей речи от 12 августа 1941 года (так называемая речь «злого ветра», в которой он выразил сожаление по поводу растущих вызовов его власти и правительству) Петен расширил число государственных служащих, которые должны были присягнуть ему. Конституционные законы № 8 и № 9 от 14 августа 1941 года касались, соответственно, военных и мировых судей. Присягу принесли все судьи, кроме одного, Поля Дидье, который был немедленно уволен и интернирован в лагерь Шатобриан. Затем все государственные служащие должны были присягнуть на верность главе государства в соответствии с конституционным законом № 10 от 4 октября 1941 года. Поэтому она касалась как школьных учителей, так и почтальонов. Тем не менее, в оккупированной зоне, где власть Виши была менее надежной, высокопоставленные государственные служащие, назначенные до 1940 года, тактично избегали присяги Петену и после войны смогли сохранить свои посты.

Целая литература, передаваемая контролируемой прессой и многочисленными официальными и частными выступлениями, находит квази-идолопоклоннические акценты, чтобы возвеличить маршала как мессианского спасителя, прославить его «жертву», сравнить его с Жанной д»Арк или Верцингеториксом, восхвалять физическую выносливость и силу старика или красоту его знаменитых голубых глаз. В его честь назван вековой дуб в лесу Тронсе. Многочисленные улицы были переименованы в его честь.

Клятва, которую приносят обладатели Франциска, гласит: «Я отдаю свою персону маршалу Петену, как он отдал свою Францию. Анри Пурра, получивший в 1941 году Гонкуровскую премию за книгу «Vent de Mars», стал официальным проповедником нового режима и агиографом главы французского государства после публикации в 1942 году книги Робера Лаффона «Le Chef français» («Французский вождь»).

Однако популярность маршала основывалась не только на пропагандистском аппарате. Ему удавалось поддерживать свою популярность, совершая многочисленные поездки по южной зоне, особенно в 1940-1942 годах, куда приходили большие толпы людей, чтобы поддержать его. Он получал многочисленные подарки со всех концов страны, а также обилие ежедневной почты, включая тысячи писем и рисунков от школьников. Петен также поддерживал контакт с населением через ряд приемов в Виши, и особенно через свои частые выступления по радио. Он умел использовать в своих выступлениях трезвую и ясную риторику, а также ряд поразительных формул, чтобы заставить людей принять его абсолютную власть и его реакционные идеи: «Земля не лжет», «Я ненавижу эту ложь, которая причинила вам столько вреда» (август 1940 года), «До сих пор я говорил с вами на языке отца, теперь я говорю с вами на языке вождя». Следуйте за мной, будьте уверены в вечной Франции» (ноябрь 1940 года).

Кроме того, многие епископы и церковные деятели поставили свой моральный авторитет на службу ярому культу маршала, которого называли провидцем. 19 ноября 1940 года примас галлов, кардинал Герлье, провозгласил в присутствии маршала в примасской церкви Святого Иоанна в Лионе: «Ибо Петен — это Франция, а Франция сегодня — это Петен! В 1941 году Ассамблея кардиналов и архиепископов Франции заверила главу государства в своем «почитании» в резолюции, не имеющей аналогов в 20 веке. Но многие французы из всех слоев общества и всех убеждений разделяли ту же уверенность в маршале. В частности, старый лидер монархистов Шарль Моррас приветствовал его приезд как «божественный сюрприз».

Базирующиеся в Париже «ультрас коллаборационисты» в целом враждебно относились к Виши и Национальной революции, которую они считали слишком реакционной и недостаточно преданной делу поддержки нацистской Германии. Однако, вслед за Филиппом Бурреном и Жан-Пьером Азема, новейшая историография больше настаивает на мостах, существующих между людьми Виши и Парижа.

Таким образом, такой ультраколлаборационист, как будущий глава французской милиции Жозеф Дарнан, был горячим сторонником маршала на протяжении всей оккупации. Лидер французских фашистов Жак Дорио до конца 1941 года провозглашал, что он «человек маршала». Его соперник Марсель Деат попытался в 1940 году склонить Петена к своему проекту единой партии и тоталитарного режима, но был отвергнут последним (разочарованный, Деат навсегда покинул Виши и с тех пор нападал на Петена в своей газете L»Œuvre, настолько, что маршал в 1944 году так и не смог подписать его назначение на пост министра. Другие окружали Петена своим безграничным почитанием, например, Гастон Брюнетон, который отвечал за социальные действия для французских рабочих в Германии (добровольцев и принудительных рабочих) в тесном сотрудничестве с DAF (Немецкий трудовой фронт), или которому Виши доверил важные функции.

Установив контрреволюционный и авторитарный режим, режим Виши хотел провести «Национальную революцию» с сильным антисемитским подтекстом, которая порывала с республиканской традицией и устанавливала новый порядок, основанный на власти, иерархии, корпоративизме и неравенстве между гражданами. Его девиз «Работа, семья, страна», заимствованный из «Croix-de-Feu», заменил триптих «Свобода, равенство, братство». Летом 1940 года в своей речи маршал Петен предупредил, что новый режим «будет социальной иерархией». Она уже не основывалась бы на ложной идее естественного равенства людей, а на необходимой идее равных «возможностей», предоставляемых всем французам, чтобы доказать свою способность «служить».

Национальная революция была приоритетом Петена, который он сделал своим, и который он поощрял своими речами и выступлениями в Совете министров. Однако уже в августе 1941 года он признал по радио «слабое эхо» своих проектов среди массы населения. После возвращения Лаваля к власти в апреле 1942 года Национальная революция больше не стояла на повестке дня.

Последняя историография, начиная с работ Анри Мишеля, Роберта Пакстона и Жан-Пьера Азема, склоняется к тому, что желание иметь возможность окончательно «выправить» Францию по-своему в значительной степени подтолкнуло Петена в июне 1940 года к выводу Франции из войны путем заключения перемирия. Он также хотел принять соглашение с победителем: Национальная революция могла процветать только в побежденной Франции, поскольку именно поражение сделало устаревшими республиканские институты, которые привели к ней, и оправдало необходимость такой революции. Для петенистов победа союзников означала бы также возвращение евреев, масонов, республиканцев и коммунистов.

По мнению этих историков, Петен также упустил из виду опасность и противоречивость проведения своих реформ под пристальным взглядом оккупантов. Эту иллюзию в то время осуждала «Свободная Франция» генерала де Голля, а также ряд бойцов Сопротивления, некоторые из которых сначала соблазнились программой Петена, но посчитали, что опасно ошибиться в приоритетах и бесполезно проводить реформы до тех пор, пока немцы не будут изгнаны из страны.

В августе 1943 года Франсуа Валентен, глава Французского легиона бойцов, назначенный на этот пост самим Петеном, отправился в Лондон, записал и передал по Би-би-си громогласное послание, в котором выступил с самокритикой и осудил серьезную вину маршала и его последователей: «Нельзя отстраивать свой дом, пока он горит!

Но, если историки определили намерения Петена, то для людей, живших в то время, это не всегда было так, и, если Петен проводил, например, антисемитскую политику, то те, кто восхищался им, не обязательно имели такие идеи. Наконец, было много «вишистов-сопротивленцев», которые часто соблазнялись Национальной революцией, но враждебно относились к коллаборационизму и оккупантам.

Первые меры были приняты законом от 13 августа 1940 года, который распустил тайные общества и запретил масонство во Франции и во всех колониях и территориях под французским мандатом.

По указу, принятому через несколько дней после принятия закона, штаб-квартиры послушаний были заняты полицией, а места практики (масонские храмы) были закрыты. В сентябре 1940 года правительство обязало всех государственных служащих, чтобы служить новому режиму, сделать заявление, подтверждающее, что они не являются масонами; если они ими были, то их исключали из гражданской службы или армии.

Вторые меры были направлены против евреев, начиная с закона от 3 октября 1940 года, хотя маршал, кажется, был невосприимчив к антисемитизму до войны: он поддерживал кандидатуру Андре Моруа в Французскую академию, был представлен на похоронах Эдмона де Ротшильда в 1934 году, был свидетелем брака израильского экономиста Жака Рюффа в 1937 году и крестным отцом его дочери в 1938 году.

Например, к третьей неделе июля 1940 года были приняты меры по исключению еврейских чиновников, и была создана комиссия для пересмотра и отмены тысяч натурализаций, выданных с 1927 года. В октябре 1940 года, без какого-либо конкретного запроса со стороны немцев, были приняты наспех принятые законы об исключении евреев (см. статью: Режим Виши).

Согласно показаниям министра иностранных дел Поля Бодуэна, Петен лично участвовал в составлении устава о евреях и настаивал на том, чтобы их исключили из сферы медицины и образования. Оригинальный проект этого текста, который был вновь обнаружен в октябре 2010 года с аннотацией, сделанной рукой маршала, что доказывает его личное участие, подтверждает, что Петен ужесточил первый вариант и распространил исключение на всех евреев во Франции, тогда как изначально предполагалось, что оно будет касаться только евреев или потомков евреев, натурализованных после 1860 года.

Дискриминационные тексты от 3 октября 1940 года были ужесточены 2 июня 1941 года: они исключали французов «еврейской расы» (определяемой по религии их бабушек и дедушек) из большинства общественных функций и видов деятельности. Были установлены квоты для приема евреев в адвокатуру, академическую среду и медицинскую профессию. Во время принятия Статута от 2 июня список запрещенных профессий был чрезмерно расширен.

В то же время, законом от 29 марта 1941 года, обнародованным маршалом, была создана «Генеральная комиссия по еврейским вопросам».

Маршал был окружен людьми из всех слоев общества, в его «плюралистической диктатуре» барочным образом смешивались модернистские технократы и революционеры, разочаровавшиеся в марксизме, а также мориски и реакционеры. Однако лично Петен демонстрировал ориентацию, близкую к ориентации «L»Action française» (единственной газеты, которую он читал ежедневно), и прежде всего приводил в пример близким ему людям консервативные и клерикальные режимы Салазара и Франко, с которыми он был лично знаком с 1939 года.

Одновременно с развитием централизованной власти маршал посвятил себя «восстановлению Франции»: репатриации беженцев, демобилизации, снабжению, поддержанию порядка. Но, не ограничиваясь управлением текущими делами и обеспечением материального выживания населения, его режим был единственным в Европе, который разработал программу внутренних реформ, не зависящую от требований Германии.

Некоторые меры, принятые в то время, сохранились, например, создание Министерства реконструкции, унификация разрешений на строительство, преобразование географической службы армии в ИГН в июле 1940 года, государственный контроль над муниципальными полицейскими силами по закону от апреля 1941 года с целью облегчения контроля над населением, или семейная политика, которая была начата к концу Третьей республики и расширена при Четвертой республике. Были приняты и другие положения: кампания против алкоголизма, запрет на курение в театрах, включение в календарь Дня матери. Другие все еще несут на себе отпечаток реакционных планов главы государства, например, наказание за гомосексуальные отношения с несовершеннолетними. Многие иностранцы, которые якобы были «избыточными для французской экономики», были насильно включены в группы иностранных рабочих (GTE). Нормальные школы, оплот светского и республиканского образования, были упразднены в конце 1940 г., а для получения права преподавать в начальной школе стало обязательным наличие бакалавриата. Будущие учителя обучались «на рабочем месте», проходя стажировку в течение более года в детских садах или начальных школах. Законы от 11 и 27 октября 1940 года, направленные против трудоустройства женщин, отправили тысячи из них обратно в дом, добровольно или насильно. Развод был значительно усложнен, а количество судебных процессов и обвинительных приговоров за аборты буквально взорвалось по сравнению с межвоенным периодом. В сентябре 1941 года появился первый общий устав для государственных служащих. В 1943 году Петен отказался помиловать приговоренного к смерти абортмахера, который был гильотинирован. Еще одним отличием от Третьей республики была тесная связь с церквями: Петен, который лично не был очень религиозен, рассматривал религию, как и Моррас, как фактор порядка, и не преминул посетить каждую воскресную мессу в церкви Сен-Луи в Виши.

С целью «восстановления» Франции режим Виши очень рано создал тренировочные лагеря продолжительностью шесть месяцев под руководством Жозефа де Ла Порт дю Тейля, лоялиста, который был очень близок к маршалу Петену. Идея заключалась в том, чтобы собрать целую возрастную группу (взамен запрещенной немцами воинской службы) и через жизнь на свежем воздухе, используя методы, похожие на скаутские, привить им моральные ценности нового режима (поклонение иерархии, неприятие развращающего промышленного города), а также почитание главы государства.

В экономической сфере были созданы и другие средства контроля, такие как комитеты профессиональной организации и распределения, которые имели юрисдикцию над своими членами, или полномочия по распределению сырья, что было крайне важно во времена повсеместных ограничений.

1 мая 1941 года Петен произнес важную речь перед рабочими в Сент-Этьене, в которой изложил свое желание положить конец классовой борьбе, запретив как либеральный капитализм, так и марксистскую революцию. Он изложил принципы будущей Хартии труда, обнародованной в октябре 1941 года. Он запрещал забастовки и локауты, вводил систему единого профсоюза и корпоративизм, а также создавал социальные комитеты (предтечу производственных советов) и предусматривал понятие минимальной заработной платы. Хартия понравилась многим профсоюзным деятелям и теоретикам со всех сторон (Рене Белин, Юбер Лагардель). Но он с трудом претворялся в жизнь и вскоре столкнулся с враждебностью рабочего класса к режиму и его идеям, обострением дефицита, введением обязательной трудовой повинности (STO) в сентябре 1942 года и, наконец, борьбой, которую вели против него подпольные профсоюзы французского Сопротивления.

Настоящие любимцы Виши, крестьяне, тем не менее, долгое время считались настоящими бенефициарами режима Петена. Будучи землевладельцем в своей резиденции в Вильнев-Лубе, обширном сельскохозяйственном поместье, которым он управлял сам, маршал утверждал, что «земля не лжет», и призывал людей вернуться на землю — политика, которая закончилась провалом: менее 1500 человек за четыре года попытались последовать его совету. Крестьянская корпорация была основана на основании закона от 2 декабря 1940 года. Некоторые из его членов откололись от режима в конце 1943 года, а также использовали его как основу для создания подпольного крестьянского союза в конце 1943 года, Женевской сельскохозяйственной конфедерации (CGA), которая официально появилась 12 октября 1944 года, когда власти распустили Корпорацию paysanne, и которая продолжила свое существование в виде FNSEA в 1946 году.

Часто и самодовольно развивая мрачное видение «упадочной» Франции, которая теперь искупает свои прежние «недостатки», Петен поддерживал во французах менталитет побежденных: «Я не перестаю напоминать себе каждый день, что мы потерпели поражение» (делегации, май 1942 года), и проявлял особую заботу о пленных солдатах, самих образах поражения и страданий: «Я думаю о них, потому что они страдают» (Рождество 1941 года). По словам его начальника штаба, Генриха дю Мулена де Лабарте, треть ежедневного рабочего времени маршала была посвящена пленным. Виши мечтал сделать их по возвращении пропагандистами Национальной революции.

В период после перемирия также был создан «Французский легион комбатантов» (LFC), к которому позже присоединились «Друзья Легиона» и «Кадеты Легиона». Основанная крайне антисемитски настроенным Ксавье Валлатом 29 августа 1940 года, она возглавлялась самим маршалом Петеном. Для Виши он должен был служить острием Национальной революции и режима. Помимо парадов, церемоний и пропаганды, активные легионеры должны были следить за населением и обличать девиантов и «плохих» людей.

В рамках этого легиона была сформирована Служба легионеров (SOL), которая сразу же встала на путь коллаборационизма. Этой организацией командовал Жозеф Дарнан, герой Первой мировой войны и кампании 1940 года, горячий сторонник Петена (в 1941 году ему предложили присоединиться к Сопротивлению, но он отказался, по свидетельству Клода Бурде, потому что «маршал» не поймет). В январе 1943 года эта же организация стала «Французским ополчением». В конце войны, когда Виши стал марионеточным режимом по приказу немцев, Милиция, насчитывавшая максимум 30 000 человек, многие из которых были авантюристами и обычными юристами, активно участвовала в борьбе против Сопротивления при публичном поощрении маршала Петена, а также Пьера Лаваля, ее официального президента. Ненавидимые населением, ополченцы регулярно совершали доносы, пытки, облавы и суммарные казни, наряду с бесчисленными кражами, изнасилованиями и нападениями на дорогах общего пользования или на государственных служащих.

Петен ждал до 6 августа 1944 года, чтобы дезавуировать их в записке Дарнану, слишком поздно, чтобы последний мог быть одурачен. Четыре года, — вспоминал Дарнан в своем едком ответе маршалу, — вы поощряли меня во имя блага Франции, а теперь, когда американцы у ворот Парижа, вы начинаете говорить мне, что я стану пятном на истории Франции. Мы могли бы сделать это раньше!

Что касается внешней политики, Петен с самого начала отстранил страну от участия в текущем мировом конфликте и, похоже, считал, что он больше не касается Франции. Хотя он до самого конца отказывался вступать в войну на чьей-либо стороне, он не отказывался воевать против союзников при любой возможности, а в октябре 1940 года объявил о своем намерении силой вернуть территории, находившиеся под властью Свободной Франции. Поэтому он практиковал «диссимметричный нейтралитет», который был выгоден немцам. Он решил поладить с победителем и вообразил, что Франция с ее колониальной империей, флотом и готовностью к сотрудничеству сможет занять достойное место в Европе с постоянной Германией. В этом можно усмотреть определенную наивность со стороны Петена: в нацистской идеологии Франция действительно была неустранимым врагом Германии, она должна была быть раздавлена и не могла получить никакого привилегированного места на ее стороне.

Начиная с работ Эберхарда Якеля и особенно Роберта Пэкстона, хорошо известно, что Петен активно стремился к сотрудничеству с нацистской Германией и продолжал его. Это не было навязано ему. Менее заинтересованный во внешней политике, чем в Национальной революции, которая была его настоящим приоритетом, Петен позволил Дарлану и Лавалю реализовать конкретные аспекты государственного сотрудничества. Однако, согласно совпадающим выводам современной историографии, одна сторона медали является другой: реформы Виши можно было осуществить, только воспользовавшись выходом Франции из войны, и они не могли пережить победу союзников. Более того, «миф Петена» был необходим для того, чтобы заставить многих французов принять коллаборационизм. Престиж победителя Вердена, его законная, если не легитимная власть, размыли восприятие обязанностей и приоритетов в народном беспорядке.

После того, как в течение трех месяцев он пытался сохранить нейтралитет в конфликте между странами Оси и Великобританией, Петен лично и официально обязал режим Виши к сотрудничеству в своей радиоречи от 30 октября 1940 года, после интервью Монтуара от 24 октября 1940 года, во время которого он встретился с Гитлером. Это «рукопожатие Монтуара» позже широко транслировалось в кинохронике и использовалось немецкой пропагандой.

Правда, перемирие изначально позволяло ограничить немецкую оккупацию северной и западной половиной страны. Но автономия южной зоны была весьма относительной, поскольку Петен, с предварительными обсуждениями или без них, чаще всего уступал требованиям немецких властей, когда его правительство не шло на них спонтанно.

Это сотрудничество с государством имело несколько последствий. Маршал, хотя его престиж оставался огромным, воздержался от протеста, по крайней мере, публичного, против поборов оккупационных войск и их французских вспомогательных подразделений или против фактической аннексии Эльзаса и Мозеля, вопреки соглашению о перемирии. Парламентариям трех департаментов, которых он принял 4 сентября 1942 года, когда началось массовое и незаконное включение французов Эльзаса и Лотарингии, известных как malgré-nous, в состав вермахта, он посоветовал только уйти в отставку. За день до этого он попросил Лаваля подать официальный протест, который не был принят.

В 1941 году режим Петена был де-факто союзником немецких вооруженных сил в Сирийской войне против союзников.

Генерал Вейганд, известный своей враждебностью к коллаборационизму, был уволен в ноябре 1941 года, и Петен добился беседы с Герингом в Сен-Флорентене 1 декабря. Но это был провал, так как немцы отказались уступить его требованиям: распространение суверенитета Виши на всю Францию, кроме Эльзас-Лотарингии, сокращение расходов на оккупацию и числа военнопленных, а также укрепление военных ресурсов империи.

В апреле 1942 года под давлением Германии, а также потому, что он был разочарован плохими результатами Дарлана, Петен согласился на возвращение к власти Пьера Лаваля, который теперь носил титул «главы правительства».

Нет никакой разницы во внешней политике между «вишистским Петеном» и «вишистским Лавалем», как предполагают Андре Зигфрид, Роберт Арон и Жак Изорни. Хотя у него не было личных симпатий к Лавалю, Петен прикрывал его политику своим авторитетом и харизмой, одобрял его политику в Совете министров и даже иногда слова его речей. Например, 22 июня 1942 года Лаваль произнес такие звучные слова: «Я надеюсь, что Германия победит, потому что без этого завтра большевизм одержит победу повсюду»: Шарль Роша в письменном виде свидетельствовал для Высшего суда справедливости, что Петен одобрил их, даже изменив первоначальное «я верю» на еще более критическое «я желаю».

В июне 1942 года перед делегацией посетителей Виши Петен заверил их, что он действует «рука об руку» с Лавалем, что приказы последнего были «как приказы» и что все должны подчиняться ему «как должно». Во время суда над Петеном Лаваль недвусмысленно заявил, что он действовал только после того, как прислушался к совету маршала: все его действия были заранее одобрены главой государства.

На основании переписи 6 694 иностранных еврея, в основном поляки, мужчины в возрасте от 18 до 60 лет, проживающие в Парижском регионе, получили повестку о «проверке их положения» (зеленый билет), в которой им предлагалось 14 мая 1941 года в сопровождении родственника отправиться в различные места сбора. Более половины из них (3 747) подчинились и были немедленно арестованы, а сопровождающих их лиц попросили принести им вещи и еду. Их перевезли на автобусе на станцию Аустерлиц и в тот же день депортировали четырьмя специальными поездами в лагеря для интернированных в Луаре (около 1700 в Питивьер и 2000 в Бон-ла-Роланд).

Подавляющее большинство жертв этой операции были депортированы в первых конвоях в июне и июле 1942 года и убиты в Аушвиц-Биркенау.

В октябре 1941 года немцы казнили 48 заложников в отместку за смерть Карла Хотца, фельдкомандующего оккупационными войсками в департаменте Луара-Инферьер. После этих репрессий, вызвавших всеобщее возмущение, Петен втайне думал взять себя в заложники на демаркационной линии, но его министр Пьер Пюшо быстро отговорил его во имя политики сотрудничества, и в итоге маршал выступил лишь с речами, в которых обвинил виновных в нападениях и призвал французов осудить их.

Даже весной 1944 года Петен никогда не осуждал депортации, рейды и почти ежедневные массовые убийства, умолчав, например, о резне в Аске, где на севере, недалеко от Лилля, ваффен-СС расправились с 86 мирными жителями.

С другой стороны, он не преминул осудить «террористические преступления» Сопротивления или бомбардировки союзниками гражданских объектов. Он поощрял членов Французского добровольческого легиона (LVF), воевавших в СССР под немецкой униформой, гарантируя им в публичном послании, что они обладают «долей нашей воинской чести».

Рейд Вел»д»Хив»

Когда в конце июня 1942 года Лаваль проинформировал Совет министров о предстоящей облаве на Велодроме д»Ивер, протокол показывает, что Петен признал «справедливой» доставку тысяч евреев нацистам. Затем, 26 августа 1942 года, южная зона стала единственной территорией во всей Европе, с которой евреи, часто интернированные Виши с 1940 года в очень суровых лагерях Гурс, Ноэ, Ривсальт, были отправлены на смерть, несмотря на то, что ни один немецкий солдат не присутствовал.

По этому поводу историк Андре Каспи пишет: «Пока свободная зона не оккупирована, людям там дышится лучше, чем в северной зоне. Кто может отрицать это? Особенно это касается тех, кто пережил этот печальный период. Отсюда вывод: Виши пожертвовал иностранными евреями, чтобы лучше защитить французских евреев, но без Петена евреев Франции постигла бы та же участь, что и евреев Бельгии, Нидерландов или Польши. В течение двух лет они в какой-то мере пользовались преимуществами существования французского государства». По мнению юриста Сержа Кларсфельда, этот «аргумент рассыпается», когда мы видим личное участие Петена в антисемитской политике с октября 1940 года.

В августе 1942 года телеграмма, подписанная Петеном, поздравляла Гитлера с тем, что он сорвал попытку высадки союзников в Дьеппе.

4 сентября 1942 года Петен обнародовал первый закон об учреждении обязательной трудовой службы, дополненный 16 февраля 1943 года. В течение десяти месяцев СТО организовал принудительный выезд более 600 000 французских рабочих, которые против своей воли должны были пополнить ряды нацистской Германии.

Когда 8 ноября 1942 года союзники высадились в Северной Африке, в Марокко, Оране и порту Алжир, Петен официально отдал приказ сражаться с ними, заявив: «Франция и ее честь поставлены на карту. Нас атакуют. Мы защищаемся. Это приказ, который я отдаю. Само существование Виши было тогда под вопросом: если силы Виши не окажут сопротивления вторжению союзников, немцы неизбежно вторгнутся в неоккупированную Францию и остальную часть Северной Африки. Поэтому в течение нескольких дней союзники столкнулись с настоящим сопротивлением армии Виши, подчинявшейся приказам своих руководителей.

В ответ на эту высадку 11 ноября, нарушив соглашение о перемирии, немцы вторглись в южную зону. Петен отказался от идеи отправиться в Северную Африку, отдать приказ отплыть тулонскому флоту, вернуть Францию в лагерь союзников. Чтобы оправдать свое решение, он зашел так далеко, что в частной беседе сказал, что его врач посоветовал ему не садиться в самолет… Прежде всего, он хотел иметь возможность продолжать «действовать в качестве экрана между народом Франции и оккупантами». Он выразил протест против этого вторжения в заявлении, которое несколько раз прозвучало в эфире. На самом деле, как отмечают Роберт Пакстон и Р. Франк, он остался верен своему выбору 1940 года, тесно связывая выход из войны, коллаборационизм и национальную революцию.

Его решение разочаровало множество французов, которые все еще верили в гипотетическую тайную «двойную игру» со стороны маршала и представляли, что он тайно готовится к возобновлению борьбы и мести врагу. Многие из них порвали с режимом Виши, в целом сохранив уважение к маршалу Петену, а иногда пополняли подпольные ряды «вишистов-сопротивленцев», вдохновляемых, в частности, генералами Жиро и де Латтр де Тассиньи. Прозвище «маршал Петош», которое некоторые дали ему, распространилось.

Несогласие большей части империи, конец «свободной зоны», гибель французского флота в Тулоне 27 ноября 1942 года и роспуск армии перемирия означали, что Виши потерял свои последние козыри против немцев. Продолжая политику сотрудничества, Петен потерял большую часть популярности, которой он пользовался с 1940 года, и Сопротивление усилилось, несмотря на ужесточение репрессий.

Петен официально лишил своих бывших сторонников Франсуа Дарлана и Анри Жиро французского гражданства и приговорил их к смертной казни после того, как они перешли на сторону союзников в Северной Африке. Он совершенно не протестовал, когда в конце 1942 года и осенью 1943 года волна арестов обрушилась на его собственное окружение и убрала большое количество советников и преданных ему людей, включая Максима Вейгана, Люсьена Ромье и Жозефа де Ла Порт дю Тейля, который был интернирован в Германию. Он предоставлял все больше полномочий Пьеру Лавалю, который снова стал его преемником, расставляя своих верных сторонников на все ключевые посты, а с 26 ноября 1942 года получил от него право единолично подписывать законы и декреты.

В конце 1943 года, видя, что судьба Оси предрешена, Петен попытался сыграть во Франции роль маршала Бадольо в Италии, который в сентябре 1943 года, после долгого служения фашизму, перевел страну на сторону союзников. Петен надеялся, что новое правительство, менее скомпрометированное в глазах американцев, с новой конституцией сможет в «день Д» вывести генерала де Голля из игры и договориться с освободителями о безнаказанности Виши и ратификации его актов.

12 ноября 1943 года, когда Петен собирался на следующий день выступить по радио с речью, в которой он объявил бы нации о пересмотре конституции, согласно которой Национальное собрание должно было назначить его преемника, что поставило бы под вопрос официальный статус Лаваля как дофина, немцы при посредничестве генерального консула Круга фон Нидды заблокировали этот проект.

После шести недель «силового удара» Петен подчинился. Проект республиканской конституции был доработан и утвержден Петеном 30 января 1944 года (Projet de constitution du 30 janvier 1944), но так и не был обнародован. Петен еще больше расширил полномочия Лаваля, смирившись с прогрессирующей фашизацией своего режима путем вхождения в правительство Жозефа Дарнана, Филиппа Анрио и Марселя Деата (1 января, 6 января и 16 марта 1944 года).

В последние месяцы оккупации Петен стал выглядеть простым «пленником» немцев, продолжая прикрывать своим авторитетом и молчанием сотрудничество, которое продолжалось до самого конца, а также зверства врага и французского ополчения. В августе 1944 года он попытался делегировать адмирала Офана в распоряжение де Голля, чтобы тот регулярно передавал ему власть при условии, что новое правительство признает легитимность Виши и будет охранять «принцип легитимности, который я воплощаю». «Никакого ответа на этот памятник откровенности не последовало.

17 августа 1944 года немцы в лице Сесиля фон Ренте-Финка, «специального дипломатического представителя фюрера при главе французского государства», попросили Петена разрешить перевести себя в северную зону. Последний отказался и попросил сформулировать эту просьбу в письменном виде. Фон Ренте-Финк дважды повторил свою просьбу 18 числа, а затем вернулся 19 числа в 11.30 утра в сопровождении генерала фон Нойбруна, который сообщил ему, что у него есть «формальные приказы из Берлина». Письменный текст был представлен Петену: «Правительство Рейха дает указание перевести главу государства, даже против его воли». Столкнувшись с повторным отказом маршала, немцы пригрозили привлечь вермахт для бомбардировки Виши. Взяв швейцарского посла Вальтера Штуки в качестве свидетеля шантажа, которому он подвергался, Петен подчинился, и «когда в 7.30 вечера Ренте-Финк вошел в кабинет маршала в отеле дю Парк вместе с генералом фон Нойбронном, глава государства наблюдал за упаковкой его чемоданов и укладыванием его бумаг». На следующий день, 20 августа 1944 года, он был против своей воли доставлен немецкой армией в Бельфор, а затем, 8 сентября, в Зигмаринген на юго-западе Германии, где укрылись сановники его режима.

В Зигмарингене Петен отказался продолжать исполнять свои обязанности и принимать участие в деятельности правительственной комиссии под председательством Фернана де Бринона. Он уединился в своей квартире, готовя свою защиту после того, как узнал, что Высший суд Франции готовится предъявить ему заочное обвинение.

23 апреля 1945 года, добившись от немцев, чтобы они вывезли его в Швейцарию, и от швейцарцев, чтобы они приняли его на своей территории, Петен попросил разрешения вернуться во Францию. При посредничестве министра Карла Буркхардта швейцарское правительство передало эту просьбу генералу де Голлю. Временное правительство республики решило не противодействовать этому. 24 апреля швейцарские власти доставили его на границу, а 26 апреля он был передан французским властям. В Валлорбе им командовал генерал Кениг. Затем маршал был интернирован в форте Монтруж.

Судебное разбирательство и вынесение приговора

Суд над маршалом Петеном начался 23 июля 1945 года в Высшем суде, созданном 18 ноября 1944 года. После того, как шесть других судей заявили самоотвод, суд возглавил Поль Монжибо, выдвинутый по этому случаю временным правительством генерала де Голля, первый председатель Кассационного суда, которому помогали председатель уголовной палаты Кассационного суда Донат-Гинье и Пикар, первый председатель Апелляционного суда. Все трое дали клятву верности маршалу. Прокуратуру представлял прокурор Андре Морне, почетный председатель Кассационного суда. Расследование проводил Пьер Бушардон, председатель комиссии Высокого суда, выбранный лично де Голлем. Жюри из двадцати четырех человек состояло из двенадцати членов парламента (и четырех запасных) и двенадцати непарламентариев из Сопротивления (и четырех запасных). Это жюри было выбрано из двух списков, первый — из пятидесяти парламентариев, не голосовавших за полные полномочия Петена, второй — из деятелей Сопротивления или близких к нему. Защита использовала свое право на отвод некоторых имен, в частности, Роберта Пимьента и Люси Обрак.

После отводов со стороны защиты, присяжные заседатели :

Защищаемый Жаком Изорни, Жаном Лемэром и батоньером Фернаном Пайеном, Филипп Петен в первый же день заявил, что он всегда был скрытым союзником генерала де Голля и что он несет ответственность только перед Францией и французским народом, который его назначил, а не перед Высшим судом справедливости. В этих условиях он не стал отвечать на заданные ему вопросы. Многочисленные личности пришли дать показания, как для обвинения: Эдуард Даладье, Поль Рейно, Леон Блюм, Пьер Лаваль, так и для защиты: генерал Вейган, пастор Марк Бёгнер или капеллан военнопленных Жан Родэн, единственный человек, давший показания в свою защиту.

Суд закончился 15 августа 1945 года в половине четвертого утра. Следуя рекомендациям прокурора Андре Морне, суд признал Филиппа Петена виновным в разведке с врагом и государственной измене. Оно приговорило его к смертной казни, национальному унижению и конфискации имущества, но приложило к этим приговорам клятву не приводить смертный приговор в исполнение из-за его преклонного возраста.

Вердикт Высокого суда признал Филиппа Петена виновным в национальном унижении и приговорил его к национальной деградации; это решение повлекло за собой «отстранение от всех функций, должностей, государственных должностей и образованных органов».

Выполняя пожелание Высшего суда справедливости, глава Временного правительства республики генерал де Голль 17 августа 1945 года заменил смертный приговор пожизненным заключением. Ввиду наказания в виде национальной деградации (статья 21 ордонанса от 26 декабря 1944 года) Филипп Петен был автоматически исключен из Французской академии (ордонанс предусматривал исключение из Института). Однако Французская академия воздержалась от избрания ему замены на 18-й кафедре при его жизни, что также пошло на пользу Шарлю Моррасу (в то время как Абель Боннар и Абель Эрмант были заменены в 1946 году).

Тюремное заключение

Филипп Петен был заключен в тюрьму в форте Портале, горном форте в Пиренеях-Атлантиках (тогда Басс-Пиренеи), с 15 августа по 16 ноября 1945 года. Единственная фотография Петена, запертого там, была тайно сделана Мишелем Ларре, который в то время отвечал за содержание форта. Во время режима Виши форт использовался в качестве места заключения для нескольких политических деятелей. Затем он был переведен в форт Пьер-Леве на острове Йеу, у побережья Вандеи. Кроме своих охранников, он был единственным обитателем форта. Его жене, которая переехала на остров, разрешалось ежедневное посещение.

В течение этих лет адвокаты Филиппа Петена и несколько иностранных высокопоставленных лиц, включая бывшего короля Эдуарда VIII и королеву Марию, призывали сменявшие друг друга правительства освободить его. Однако последние, запутавшись в политической нестабильности Четвертой республики, предпочитали не рисковать в чувствительной для общественного мнения теме. В начале июня 1946 года президент США Гарри Трумэн безуспешно требовал его освобождения, предлагая предоставить ему политическое убежище в США.

Психическое здоровье Филиппа Петена ухудшалось с конца 1940-х годов, моменты прозрения становились все более редкими. Заняв позицию по этому вопросу еще в 1949 году, генерал де Голль заявил 26 мая 1951 года в Оране, в речи, произнесенной на площади Оружия перед толпой из примерно 8000 человек, что «во имя прошлого и необходимого национального примирения, для Франции прискорбно, что последнему маршалу позволили умереть в тюрьме». Учитывая эту ситуацию, после медицинского обследования, проведенного профессором Рене Пьеделевром, Высший совет магистратуры под председательством Венсана Ориоля, президента Республики, чтобы смягчить удар от предсказуемого конца, санкционировал «освобождение» заключенного 8 июня 1951 года и его домашний арест «в больнице или в любом другом месте, которое может быть использовано для этой цели». Переезд в частный дом в Порт-Жуанвиле состоялся 29 июня 1951 года, менее чем за месяц до его смерти.

Читайте также, цивилизации — Валахия

Смерть, погребение и могила

23 июля 1951 года Филипп Петен умер в Порт-Жуанвиле в возрасте 95 лет. Под присмотром Жана Родена он был похоронен на следующий день на кладбище той же коммуны.

К переносу останков маршала Петена в некрополь Дуомон под Верденом неоднократно призывала Ассоциация защиты памяти маршала Петена (ADMP), начиная с 1951 года, во имя «национального примирения». Этот перенос соответствует желанию Петена, изложенному в его завещании 1938 года, который пожелал быть похороненным рядом с сотнями тысяч французских солдат, павших в битве при Вердене. В мае 1954 года ассоциация организовала петицию по этому поводу, поддержанную многими ассоциациями ветеранов 1914-1918 годов, которая собрала почти 70 000 подписей. Сменявшие друг друга французские правительства всегда выступали против этой просьбы. Согласно анализу Генри Руссо, целью было «забыть маршала 1940 года в пользу генерала 1916 года, использовать память ветеранов Великой войны, для которых Петен остается человеком «Мы их достанем», в интересах идеологии».

В ночь на 19 февраля 1973 года гроб маршала Петена был похищен крайне правыми по наущению Жана-Луи Тиксье-Виньянкура, бывшего члена ОАГ, чтобы перенести его останки в Дуомон. Несмотря на принятые меры предосторожности, похищение было обнаружено через несколько часов; оно быстро попало в заголовки французских СМИ и мобилизовало власти. Затем коммандос отказались от маршрута на Верден, который был слишком рискованным, и вернулись в Париж. Гроб был спрятан в гараже в Сент-Уэне, пока Тиксье-Виньянкур пытался договориться о передаче останков в Ле-Инвалид. Юбер Массоль, лидер коммандос, наконец сдался 21 февраля, после того как были арестованы его сообщники, и указал, где находится гроб. Гроб был доставлен на остров Йеу на следующий день и перезахоронен после короткой церемонии. На этот раз могила была забетонирована.

Могила Филиппа Петена была украшена цветами от имени президента Республики 10 ноября 1968 года (при генерале де Голле, по случаю 50-й годовщины перемирия 1918 года), 22 февраля 1973 года (при Жорже Помпиду, после перезахоронения после кражи гроба) и в 1978 году (при Валери Жискар д»Эстене, в 60-ю годовщину победы 1918 года). Во время президентства Франсуа Миттерана он был украшен цветами 22 сентября 1984 года (в день встречи с канцлером Гельмутом Колем в Вердене), затем 15 июня 1986 года (70-я годовщина битвы при Вердене), затем каждые 11 ноября с 1987 по 1992 год. Эта практика была прекращена только после многочисленных протестов, в том числе со стороны еврейской общины.

Его могила подвергается вандализму один или два раза в год, что приводит к жалобам.

От Великой войны до 1940 года

Будучи поздним преемником военных, Петен был обязан своим первым престижем не столько своей роли при Вердене, сколько управлению кризисом морали в 1917 году. Прекратив неоправданно смертоносные наступления и либерализовав режим отпусков, он завоевал и сохранил репутацию понимающего лидера, даже в определенных пацифистских кругах озабоченного тем, чтобы не жалеть крови солдат. Даже если некоторые вспоминают (возвеличивают или осуждают) его роль «расстрельщика» мятежников 1917 года, именно эта репутация сохраняется в межвоенный период.

Вопреки яркой легенде, которая в огромной степени способствовала его огромной популярности во время оккупации, Петен не был провидчески «извлечен из шкафа, когда он ничего не просил» в 1940 году в возрасте 84 лет; было бы даже преувеличением сказать, что он затем «вернулся на службу», как полагают многие французы. Его время между войнами было действительно временем признанного и активного человека: став маршалом в 1918 году, после 1934 года он был последним обладателем престижного «государственного достоинства», наряду с Франше д»Эспери; член Французской академии, генеральный инспектор армии, очень влиятельный в области военной доктрины, он был недолгое время военным министром в 1934 году, а затем послом Франции в Испании в 1939 году. Некоторым он уже показался возможным средством защиты.

В эти годы он избегал принимать слишком однозначную сторону, что создало ему репутацию в республиканских и даже левых кругах как умеренного и политически надежного солдата. Не очень клерикальный, в отличие от Фоша или Кастельно, он не вмешивался в кризис 1924 года, когда последний возглавил массовое движение против антиклерикализма правительства Эрриота; он избегал публичного осуждения Народного фронта и республиканской Испании; Он был проинформирован о заговоре «Кагул» с целью свержения Республики и назначения во главе государства авторитетного военного (себя или Франше д»Эспери), но воздержался от совершения преступления (1937). В 1939 году, когда его назначили послом к Франко, Леон Блюм протестовал в газете Le Populaire, что испанскому диктатору прислали «лучшее, что у нас есть». Только полковник де Голль подозревал, что у него есть вкус к власти, и признавался: «Он согласится на все, настолько его покоряет старческое честолюбие».

В мае 1940 года Поль Рейно уже не испытывал подозрений по отношению к Петену, когда тот позвал его на пост вице-председателя Совета. Однако после первоначального долгого молчания Петен выступил в поддержку перемирия.

Читайте также, биографии — Малкин, Жорж

Маршалисты, петенисты и мнения во время оккупации

Несомненно, большинство французов, ошеломленных разгромом армии, которую они считали непобедимой, приветствовали перемирие как облегчение, а также сохранение французского правительства во главе с провиденциальным спасителем, которое, по их мнению, будет служить экраном между ними и оккупантами. В то время мало кто понимал, что выход из войны обрекает страну на длительную оккупацию, требующую соглашения с победителем. Более того, отмечает Оливье Вивиорка, ни большинство французского народа, ни большинство парламентариев, проголосовавших за его полные полномочия, не хотели давать ему мандат на исключение евреев, нарушение национального единства или привязывание Франции к немецкому танку.

Вопреки сохраняющейся легенде, в 1940 году не было «сорока миллионов петенистов», которые стали сорока миллионами голлистов в 1944 году.

Различие Стэнли Гофмана между «маршалистами» и «петенистами» действительно стало частью современной историографии. Маршалисты» доверяли Петену как щиту для французов. Петенисты», которые были в гораздо меньшем меньшинстве, также одобряли его реакционную идеологию и внутреннюю политику, и даже сотрудничество с государством. Сам Моррас публично диагностировал разрыв между общественной поддержкой маршала и недоверием или оппозицией к деятельности Национальной революции в декабре 1942 года: «Очень ясный и сильный поток национальной симпатии был высвобожден. Она росла. Только она подошла к человеку, она остановилась перед работой».

Поэтому многие первые бойцы Сопротивления на какое-то время ошибочно стали маршалистами, полагая, что Петен ведет двойную игру и что, готовясь к мести, они выполняют его тайные пожелания. Анри Френе и подпольный журнал «Дефанс де ля Франс» восхваляли Петена в 1941-1942 годах, а затем вернулись от своих иллюзий и осудили его роль как двусмысленную и вредную.

Другие, «вишисты-резистанты», участвовали в режиме Виши и в осуществлении его политики, прежде чем отвернуться от него, особенно после ноября 1942 года, сохраняя при этом уважение к Петену и всем или части его идей. Часто они не имели принципиальных возражений против этих идей, но считали, что время, выбранное для их применения, было неподходящим, пока немцы все еще оккупировали территорию.

Те, кто разочаровался в Третьей республике, также считали, что режим Петена можно использовать для реализации собственных проектов, и поддерживали полностью или частично его Национальную революцию. Так, Эммануэль Мунье, который добился переиздания Esprit в ноябре 1940 года и чей первый номер журнала был довольно благосклонен к Национальной революции, в мае 1941 года порвал с Петеном из-за радикального неприятия антисемитизма и присоединился к Сопротивлению. Его журнал перестал выходить после июля 1941 года. Франсуа Миттеран, беглый заключенный, работавший в официальных офисах Виши, был принят маршалом Петеном в сентябре 1942 года, но через несколько месяцев присоединился к Сопротивлению.

Хотя многие «парижские коллаборационисты» презирали Виши и его лидера, которого они считали слишком реакционным и все еще недостаточно преданным Третьему рейху, многие из ультраколлаборационистов были очень горячими последователями Петена, чьи публичные призывы к сотрудничеству с оккупантами они считали своими ретрансляторами: например, Жозеф Дарнан и Жак Дорио, которые утверждали, что до конца 1941 года были «одним из людей маршала». Явно пронацистская группа в северной зоне даже называла себя «Jeunes du Maréchal» («Молодежь маршала»). Многие ультрас были более или менее быстро назначены членами правительства Петена в Виши: Гастон Брюнетон, Абель Боннар, Жан Бишелон, Фернан де Бринон, а позднее Филипп Анрио и Марсель Деат.

Новаторская работа Пьера Лабори и многих других историков теперь позволяет лучше понять эволюцию общественного мнения при Виши. В целом, Национальная революция, главная забота Петена, мало интересовала французов, и «сползла» с 1941 года. Сотрудничество было широко отвергнуто, но многие люди ошибочно полагали, что маршал действовал из лучших побуждений и хотел защитить французов, или даже что он был принужден немцами к сотрудничеству или даже был пленным из свиты «коллаборационистов». Подхватывая исконную тему хорошего монарха, обманутого своими плохими министрами, масса французского народа проводит различие между маршалом и его министрами, начиная с крайне непопулярного Пьера Лаваля, которого все единодушно ненавидят и обвиняют во всех пороках и неудачах режима.

Однако многие французы не знают разницы, независимо от того, являются ли они бойцами Сопротивления или нет. Во многих школах учитель пренебрегает обучением учеников «Le Maréchal, nous voilà». В целом, престиж Петена был гораздо ниже среди рабочих, чем среди крестьян или буржуазии, и здесь было много нюансов. Военнопленные, оторванные от французской действительности с 1940 года и изнеженные пропагандой режима, как правило, оставались маршалистами или петэнистами дольше, чем другие французы. Хотя подавляющее большинство французского епископата до 1944 года оставалось маршалистами или даже петенистами, католики, наряду с коммунистами, были одной из категорий, наиболее вовлеченных в Сопротивление. Наконец, южная зона, «королевство маршала», была гораздо больше отмечена присутствием Петена и его режима, чем северная зона, где глава государства, Виши и Национальная революция были гораздо более отдаленными реалиями. В его родном Северном Па-де-Кале, отрезанном от Шестиугольника и направляемом из Брюсселя, Петен и его режим не пользовались уважением: оккупация с самого начала была слишком жестокой, хуже той, что уже была в 1914-1918 годах, а традиционная англофилия была слишком сильна, чтобы оставить хоть малейшее место для тем сотрудничества и внутреннего «восстановления».

После облав на евреев летом 1942 года, вторжения в южную зону в ноябре 1942 года и введения СТО, Виши был дискредитирован в массовом масштабе, но большинство людей не видели в маршале защитника. Однако он все больше отдалялся в глазах французов.

26 апреля 1944 года, когда Петен впервые за четыре года приехал в Париж, большая толпа приветствовала его и пела «Марсельезу».

Опросы общественного мнения, проведенные осенью 1944 года, не показали явного большинства французов, выступающих за осуждение «предателя» Петена, но доля требующих смертной казни неуклонно росла в течение нескольких месяцев. На вопрос, следует ли вынести приговор маршалу, ответы были следующими:

PCF вела яростную кампанию против «Петена-Базана», уподобляя лидера Виши знаменитому предателю войны 1870 года. Приговор Петена к высшей мере наказания, а затем его помилование были одобрены подавляющим большинством голосов.

Однако указ от 9 августа 1944 года отрицал законность режима Виши и подтверждал республиканскую законность от 18 июня 1940 года. О ничтожности законодательства Виши говорится в статье 2 текста: «Все конституционные, законодательные или нормативные акты, а также изданные для их исполнения декреты под любым названием, обнародованные на континентальной территории после 16 июня 1940 года и до восстановления временного правительства Французской Республики, являются, следовательно, недействительными.

После Второй мировой войны

На суде над Петеном адвокат Жак Изорни вместе со своими коллегами Жаном Лемэром и батоньером Фернаном Пайеном запустили легенду о «присвоении старика»: якобы Петен подвергся насилию со стороны Пьера Лаваля, который воспользовался его преклонным возрастом. При Четвертой республике голлистская РПФ использовала знаменитую фразу Шарля де Голля в его мемуарах: «старость — это кораблекрушение», «трагедия в том, что маршал умер в 1925 году и что никто этого не заметил». Историк Эрик Руссель, среди прочих, показал, что это голлистское суждение никак не объясняет выбор, сделанный главой французского государства, и что в действительности оно преследует лишь электоральную цель: чтобы собрать как можно больше голосов против презираемого «партийного режима», голлисты должны сплотить бывших петэновцев, не отрицая их участия в Сопротивлении, отсюда и это удобное оправдание возраста Петена.

В действительности, как показывают Марк Ферро, Жан-Пьер Азема и Франсуа Бедарида, выбор Петена был совершенно последовательным и пользовался поддержкой самых разных слоев общества. Ив Дюран подчеркивает, что он строил свой режим так, как будто у него впереди было время, не беспокоясь о возможности своего скорого исчезновения. Что касается знаменитых «отлучек маршала», о которых сообщали Жан-Реймон Турну, Марк Ферро или Жан-Поль Брюне (он внезапно начинал говорить о меню на день или о погоде на улице в присутствии посетителей), то это была, прежде всего, тактика избежать неудобных вопросов, играя на уважении, которое внушал его восьмидесятилетний статус. На самом деле, в конце его правления и наблюдатели, и коллаборационисты по-прежнему публично восхваляли его здоровье и ясность ума.

Для Роберта Пэкстона журналист Роберт Арон помог запустить параллельную легенду о «мече и щите»: Петен пытался противостоять немецким требованиям, с одной стороны, и тайно стремился помочь союзникам, а де Голль готовился к реваншу — с другой; с другой стороны, существовал «Виши Петена», противопоставленный «Виши Лаваля». Эти два тезиса являются коньком апологетов памяти Петена, но эти различия были разрушены после публикации его книги La France de Vichy в 1973 году. Опираясь на немецкие, а затем французские архивы, современные историки доказывают, что к сотрудничеству стремился Петен, тогда как Адольф Гитлер не верил в него и никогда не хотел рассматривать Францию как партнера. Если сотрудничество не зашло так далеко, как могло бы, то это произошло из-за нежелания Гитлера, а не из-за какого-либо сопротивления Петена требованиям оккупантов. Таким образом, сотрудничество стало ответом на фундаментальный и нематериальный выбор как Петена, так и Лаваля, которого маршал назначил и позволил действовать, помогая своему правительству своей харизмой. Что касается знаменитой «двойной игры» маршала, то ее никогда не существовало. Несколько неофициальных переговоров, которые он санкционировал с Лондоном в конце 1940 года, не имели продолжения и не имели никакого значения в связи с тем, что он постоянно поддерживал сотрудничество с государством до конца своего режима летом 1944 года.

Более того, исключив по собственной инициативе целые категории национального сообщества (евреев, коммунистов, республиканцев, масонов и, конечно, бойцов Сопротивления), Петен сделал их более уязвимыми для немецких репрессий и исключил их из своей гипотетической защиты, точно так же, как эльзасцев-мозельцев, которые были брошены и, для многих из них, погибли или были ранены на всю жизнь из-за Гитлера, в руки вражеской державы. Поэтому сегодня Петен представляется историкам, по словам Жан-Пьера Азема, «пробитым щитом».

С 1945 года было отклонено восемь просьб о пересмотре судебного процесса над Петеном, а также повторная просьба о переносе его останков в Дуомон. В записке Александру Сангинетти от 4 мая 1966 года генерал де Голль, тогдашний президент Республики, изложил свою позицию по этому вопросу следующим образом:

«Подписавшие «петицию» о «переносе» останков Петена в Дуомон никоим образом не были уполномочены 800 000 ветеранов заниматься этим политическим вопросом. Они уполномочены лишь продвигать конкретные интересы своих ассоциаций. Скажите им это.

После чистки большинство дорог, названных в честь Петена во Франции, были переименованы, осталось несколько, последняя из которых просуществовала до 2013 года.

В 1995 году президент Жак Ширак официально признал ответственность государства за облаву на Vélodrome d»Hiver, а в 2006 году, в связи с 90-летием битвы при Вердене, в его речи упоминалась как роль Петена в битве, так и его катастрофический выбор во Второй мировой войне.

С октября 1984 года по сентябрь 1998 года велась длительная судебная тяжба по поводу памяти маршала Петена. 13 июля 1984 года Жак Изорни и Франсуа Лехидо опубликовали в ежедневной газете Le Monde объявление под названием «Французы, у вас короткая память», в котором от имени Ассоциации защиты памяти маршала Петена и Национальной ассоциации Петен-Верден они выступили в его защиту. После жалобы, поданной Национальной ассоциацией ветеранов Сопротивления за прославление преступлений или правонарушений, связанных с сотрудничеством с врагом, 29 мая 1985 года прокурор прекратил дело, но через неделю следственный судья передал его в уголовный суд Парижа, который 27 июня 1986 года оправдал обвиняемых — решение было подтверждено Апелляционным судом Парижа 8 июля 1987 года. Решение Апелляционного суда было отменено Кассационным судом 20 декабря 1988 года. 26 января 1990 года Апелляционный суд Парижа изменил свое решение, признав гражданские дела приемлемыми; он отменил оправдательный приговор и обязал ответчиков выплатить один франк в качестве компенсации ущерба, а также опубликовать решение суда в газете Le Monde. Апелляция ответчиков в Кассационный суд была отклонена судом 16 ноября 1993 года. Наконец, 23 сентября 1998 года (в решении по делу Lehideux и Isorni против Франции) Европейский суд по правам человека 15 голосами против 6 постановил, что имело место нарушение статьи 10 Европейской конвенции по правам человека — касающейся свободы выражения мнения: По мнению большинства судей, необходимо иметь возможность представить любого человека в благоприятном свете и способствовать его реабилитации — если это необходимо путем замалчивания фактов, в которых он может быть обвинен — и что уголовное осуждение заявителей во Франции было несоразмерным.

«Вся карьера этого исключительного человека была долгим усилием репрессий. Слишком гордый для интриг, слишком сильный для посредственности, слишком амбициозный, чтобы быть приезжим, он питал в своем одиночестве страсть к доминированию, долгое время закаленную осознанием собственной ценности, неудачами, с которыми он сталкивался, презрением, которое он испытывал к другим. Военная слава когда-то осыпала его горькими ласками. Но она не исполнила его, потому что не любила его одного. И вот, неожиданно, в самый разгар зимы его жизни, события предоставили его дарованиям и его гордости долгожданную возможность расцвести без ограничений, при одном условии, однако, а именно: он должен был принять катастрофу как знамя своего возвышения и украсить его своей славой Несмотря ни на что, я убежден, что в другие времена маршал Петен не согласился бы надеть пурпур национального отказа. Я уверен, что в любом случае, пока он был самим собой, он встал бы на путь войны, как только увидел бы, что он ошибся, что победа еще возможна, что Франция будет иметь свою долю в ней. Но, увы! Годы изъели его характер. Возраст отдавал его на откуп людям, способным скрыть его величественную усталость. Старость — это кораблекрушение. Чтобы ничего не было пощажено, старость маршала Петена собирались отождествить с кораблекрушением Франции.

— Шарль де Голль, Mémoires de guerre, l»Appel, 1940-1942.

Графический роман

Juger Pétain, тексты Себастьена Вассана и Филиппа Саада, рисунки Себастьена Вассана, éditions Glénat, coll. 1000 Feuilles, 133 страницы, 2015.

Читайте также, биографии — Тиберий

Разное

Имя Маршала Петена было присвоено одному из лайнеров компании Messageries Maritimes, но этот лайнер, если он действительно был спущен на воду под этим именем, был переименован в La Marseillaise до вступления в строй.

В 1942-1943 годах деревня Бени-Амран в Алжире носила имя «Марешаль Петен».

Читайте также, биографии — Плотин

Ссылки

Источники