Битва на Каталаунских полях

Dimitris Stamatios | 30 января, 2023

Суммури

Битва на Каталаунских равнинах (или полях), также называемая битвой при Кампусе Мауриака, битвой при Шалоне, битвой при Труа или битвой при Маурике, произошла 20 июня 451 года н.э. между коалицией, возглавляемой римским полководцем Флавием Аэцием и вестготским королем Теодорихом I, против гуннов и их вассалов под командованием их короля Аттилы. Это была одна из последних крупных военных операций Западной Римской империи, хотя большую часть армии коалиции составляли германские федераты. Вопрос о том, была ли битва стратегически решающей, остается спорным: римляне, возможно, остановили попытку гуннов создать вассалов в Римской Галлии. Однако гунны успешно разграбили и разворовали большую часть Галлии и подорвали военный потенциал римлян и вестготов. Аттила умер всего через два года, в 453 году, а после битвы при Недао (454 год) коалиция германских вассалов гуннов расчленила его гуннскую империю.

К 450 году римская власть над Галлией была восстановлена на большей ее части, хотя контроль над всеми провинциями за пределами Италии продолжал ослабевать. Арморика лишь номинально входила в состав империи, а германские племена, занимавшие римскую территорию, были насильно расселены и связаны договором как Foederati под властью собственных вождей. Северная Галлия между Рейном к северу от Ксантена и Лисом (Germania Inferior) неофициально отошла к салийским франкам. Вестготы на Гаронне становились все более беспокойными, но все еще придерживались своего договора. Бургундцы в Сапаудии были более покорны, но тоже ждали возможности для восстания. Аланы на Луаре и в Валентинуа были более лояльны, они служили римлянам после поражения Йовина в 411 году и осады Базаса в 414 году. Части Галлии, все еще надежно контролируемые римлянами, включали средиземноморское побережье, регион Аврелианум (средний и верхний Рейн до Кельна и вниз по течению Роны).

Историк Иорданес утверждает, что Аттила был подстрекаем вандальским королем Генсериком к войне с вестготами. В то же время Генсерик пытался посеять вражду между вестготами и Западной Римской империей. Однако изложение готской истории у Джордана, как известно, ненадежно. Другие современные авторы предлагают иные мотивы: Юста Грата Онория, сестра императора Валентиниана III, за год до этого была обручена с бывшим консулом Геркуланом. В 450 году она отправила евнуха Гиацинта к гуннскому царю с просьбой помочь Аттиле избежать ее заточения, а в качестве доказательства легитимности письма приложила свое кольцо. Утверждается, что Аттила истолковал это как предложение руки и сердца и потребовал половину империи в качестве приданого. Он потребовал, чтобы Гонория была доставлена вместе с приданым. Валентиниан отверг эти требования, и Аттила использовал это как предлог для начала разрушительной кампании через Галлию. Хьюз предполагает, что реальность этой интерпретации должна заключаться в том, что Гонория использовала статус Аттилы как почетного magister militum для получения политического влияния.

Другой конфликт, приведший к войне, заключался в том, что в 449 году умер король франков (возможно, Хлодий), и два его сына спорили о престолонаследии: в то время как старший сын искал помощи Аттилы, младший встал на сторону Аэция, который усыновил его. Личность младшего принца, которого историк Приск видел в Риме, остается неясной, хотя предполагается, что это были Меровех и его сын Чилдерик I.

Аттила перешел Рейн в начале 451 года со своими последователями и большим числом союзников и 7 апреля разграбил Диводурум (ныне Мец). Другие города, подвергшиеся нападению, можно определить по житиям, написанным в память об их епископах: Никасий Реймсский был зарезан перед алтарем своей церкви в Реймсе; Серватий Тонгеренский якобы спас Тонгерен своими молитвами, как Женевьева спасла Париж. Лупусу, епископу Труа, также приписывают спасение своего города благодаря личной встрече с Аттилой. В этих рассказах также утверждается, что многие другие города подверглись нападению, хотя археологические данные свидетельствуют об отсутствии разрушительного слоя, относящегося к периоду вторжения. Наиболее вероятным объяснением повсеместного опустошения Галлии Аттилой является то, что основная колонна Аттилы перешла Рейн в Вормсе или Майнце, а затем двинулась на Трир, Мец, Реймс и, наконец, Орлеан, отправив небольшой отряд на север, на франкскую территорию, чтобы разграбить сельскую местность. Это объяснение подтверждает литературные свидетельства о том, что Северная Галлия была атакована, и археологические данные, показывающие, что крупные населенные пункты не были разграблены.

Армия Аттилы достигла Аврелианума (современный Орлеан, Франция) еще до июня. Согласно Иордану, аланский король Сангибан, в чье владение Фоэдератов входил Аврелианум, обещал открыть городские ворота. Эта осада подтверждается рассказом Жития С. Аниани и более поздним рассказом Григория Турского, хотя имя Сангибана в их рассказах не встречается. Однако жители Аврелианума закрыли ворота перед наступающими захватчиками, и Аттила начал осаду города, ожидая, пока Сангибан выполнит свое обещание. Существуют два разных рассказа об осаде Аврелианума, и Хьюз считает, что их объединение позволяет лучше понять, что произошло на самом деле. После четырех дней проливных дождей Аттила начал свой последний штурм 14 июня, который был сорван из-за приближения римской коалиции. Современные ученые склонны соглашаться с тем, что осада Аврелианума была кульминационным моментом нападения Аттилы на Запад, а стойкая оборона города аланами стала настоящим решающим фактором в войне 451 года. Вопреки мнению Джордана, аланы никогда не собирались дезертировать, поскольку были верной опорой римской обороны в Галлии.

Узнав о вторжении, магистрат ополчения Флавий Аэций быстро перебросил свою армию из Италии в Галлию. Согласно Сидонию Аполлинарию, он возглавлял отряд, состоящий из «немногочисленных и редких вспомогательных войск без единого регулярного солдата». Незначительное число римских войск объясняется тем, что большая часть армии Аэция находилась в Галлии. Аэций сразу же попытался убедить Теодориха I, короля вестготов, присоединиться к нему. Как утверждается, Теодорих узнал, как мало у Аэция войск, и решил, что разумнее подождать и выступить против гуннов в своих собственных землях, поэтому Аэций обратился за помощью к бывшему преторианскому префекту Галлии Авиту. Согласно традиции, Авиту удалось убедить присоединиться к римлянам не только Теодориха, но и ряд других колеблющихся варваров, проживавших в Галлии. Коалиция собралась в Арле, а затем двинулась на встречу с готами в Тулузу. Армию снабжал Тонантий Ферреол, который уже несколько лет готовился к нападению гуннов. Затем объединенная армия двинулась к Аврелиану (Орлеану), достигнув этого города 14 июня.

Из Орлеана Аэций и его коалиция преследовали Аттилу, который покидал Галлию, выполнив большинство своих задач. Согласно Иордансу, в ночь перед главным сражением некоторые франки, союзные римлянам, встретили отряд гепидов, верных Аттиле, и вступили с ними в перестрелку. Зафиксированное Джордансом число в 15 000 погибших с обеих сторон в этой стычке не поддается проверке. Аттила устроил тактическую задержку на пути своего отступления, чтобы не дать Аэцию настичь его до того, как он прибудет на подходящее место сражения. Два войска, наконец, встретились где-то на Каталаунских полях около 20 июня — дата, впервые предложенная Дж. Б. Бэри и с тех пор принятая многими, хотя некоторые авторы предлагают первую неделю июля или 27 сентября.

Согласно преданию, утром в день битвы Аттила попросил своих прорицателей осмотреть внутренности жертвы. Они предсказали, что гуннов постигнет катастрофа, но один из вражеских вождей будет убит. Аттила задержался до девятого часа (около 14:30), чтобы приближающийся закат помог его войскам бежать с поля боя в случае поражения. Хьюз по-своему интерпретирует это, отмечая, что гадание может быть показателем варварства Аттилы и, следовательно, возможно, выдумкой. Он утверждает, что выбор начать битву в девятом часу был обусловлен тем, что обе стороны провели весь день, тщательно развертывая свои коалиционные армии.

Согласно Иордану, Каталаунская равнина с одной стороны поднималась резким склоном к хребту; эта географическая особенность доминировала на поле боя и стала центром сражения. Гунны сначала захватили правую сторону хребта, а римляне — левую, между ними остался незанятый гребень. Джорданес объясняет, что вестготы удерживали правую сторону, римляне — левую, а Сангибан с неопределенной лояльностью и его аланы были окружены в центре. Гуннские войска попытались захватить хребет, но их опередили римляне под командованием Аэция и готы под командованием Торисмунда.

Далее Джорданес утверждает, что Теодорих, ведя своих людей против вражеских амалинских готов, был убит во время штурма, причем его люди не заметили этого. Он утверждает, что Теодорих был либо сброшен с коня и затоптан насмерть своими наступающими людьми, либо убит копьем амалинга Андага. Поскольку Иорданес служил нотариусом сына Андага — Гунтигиса, даже если последняя история не соответствует действительности, эта версия, несомненно, была гордой семейной традицией.

Затем, как утверждает Иорданес, вестготы обогнали в скорости стоявших рядом с ними аланов и обрушились на собственный гуннский отряд Аттилы. Аттила был вынужден искать убежище в своем собственном лагере, который он укрепил повозками. Романо-готский отряд, очевидно, пронесся мимо лагеря гуннов, преследуя их; когда наступила ночь, Торисмунд, сын короля Теодориха, возвращаясь к дружественным войскам, по ошибке вошел в лагерь Аттилы. Там он был ранен в завязавшейся схватке, прежде чем его последователи смогли спасти его. Темнота также отделила Аэция от его собственных людей. Опасаясь, что их постигла беда, он провел остаток ночи со своими готскими союзниками.

На следующий день, обнаружив, что поле битвы «завалено трупами, а гунны не решаются выйти вперед», готы и римляне встретились, чтобы решить, что делать дальше. Зная, что у Аттилы мало провизии и «его приближению мешал ливень стрел, пущенных в пределах римского лагеря», они начали осаду его лагеря. В этой отчаянной ситуации Аттила не дрогнул и «сложил погребальный костер из конских седел, чтобы, если враг нападет на него, он решил броситься в пламя, чтобы никто не имел радости ранить его и чтобы повелитель стольких рас не попал в руки врагов».

Пока Аттила был осажден в своем лагере, вестготы искали своего пропавшего короля и его сына Торисмунда. После долгих поисков они нашли труп Теодориха «там, где мертвые лежали гуще всего», и с героическими песнями вынесли его на глазах у врага. Узнав о смерти отца, Торисмунд хотел напасть на лагерь Аттилы, но Аэций отговорил его. По словам Иордана, Аэций опасался, что если гунны будут полностью уничтожены, вестготы разорвут верность Римской империи и станут еще более серьезной угрозой. Поэтому Аэций убедил Торисмунда поскорее вернуться домой и закрепить за собой трон, пока это не успели сделать его братья. В противном случае среди вестготов началась бы гражданская война. Торисмунд быстро вернулся в Толозу (современная Тулуза) и стал королем без какого-либо сопротивления. Григорий Турский утверждает, что Аэций использовал те же доводы, чтобы отбросить своих франкских союзников, а добычу с поля боя забрал себе.

Первоисточники дают мало информации об исходе битвы, за исключением Иордана. Все они подчеркивают количество жертв в битве, и битва все чаще рассматривается как победа готского войска, начиная с Кассиодора в начале шестого века.

Гидатиус заявляет:

Гунны нарушили мир и разграбили галльские провинции. Было взято множество городов. На Каталаунской равнине, недалеко от захваченного ими города Мец, гунны с помощью Бога были уничтожены в бою и побеждены полководцем Аэцием и королем Теодерихом, заключившими между собой мирный договор. Ночная тьма прервала сражение. Царь Теодерих был повален на землю и умер. Считается, что в этой битве пало почти 300 000 человек. — Гидатий, Хроника, 150.

Проспер, современник битвы, заявляет:

Убив своего брата, Аттила усилился за счет ресурсов погибшего и принудил к войне многие тысячи соседних народов. Эту войну, объявил он как хранитель римской дружбы, он будет вести только против готов. Но когда он перешел Рейн и многие галльские города испытали на себе его дикие нападения, и наш народ, и готы вскоре согласились противостоять союзными силами ярости своих гордых врагов. И Аэций проявил такую дальновидность, что, когда отовсюду были спешно собраны боевые люди, неравные силы встретили противостоящую толпу. Хотя число погибших в этой битве было неисчислимо — ведь ни одна из сторон не уступила, — похоже, что гунны потерпели поражение в этой битве потому, что те из них, кто остался в живых, потеряли вкус к борьбе и повернули назад домой». -Проспер, Эпитома Хроник, с.а. 451.

Галльские хроники 452 и 511 годов гласят:

Аттила вошел в Галлию, как будто имел право требовать причитающуюся ему жену. Там он нанес и потерпел поражение, а затем удалился на родину». -Chronica Gallica Anno 452, s.a. 451.

Патриций Аэций с королем готов Теодорихом сражаются с королем гуннов Аттилой при Трикассах на равнине Маврикия, где Теодорих был убит, кем именно — неизвестно, а Лаударикус — родственник Аттилы: и тела были бесчисленны. -Chronica Gallica Anno 511, s.a. 451.

В хронике Пасхалия, сохранившей искаженный и сокращенный отрывок Приска, говорится:

Когда императорами были Феодосий и Валентиниан, Августы, Аттила, представитель расы гуннов-гепидов, выступил в поход на Рим и Константинополь со многими десятками тысяч. Он уведомил Валентиниана, императора Рима, через готского посла: «Аттила, мой и твой господин, приказывает тебе через меня приготовить для него дворец». То же самое он передал Феодосию, императору в Константинополе, через готского посла. Аэций, первый человек сенаторского ранга в Риме, услышав о чрезмерной смелости отчаянного ответа Аттилы, отправился к Алариху в Галлию, который был врагом Рима из-за Гонория. Он убеждал его присоединиться к нему и выступить против Аттилы, так как тот разрушил много римских городов. Они неожиданно выступили против него, когда он расположился бивуаком у реки Данубий, и перебили его многотысячное войско. Аларих, раненный саггитой во время боя, умер. Аттила умер аналогичным образом, от носового кровотечения, когда он спал ночью со своей наложницей-гуннкой. Подозревали, что эта девушка его и убила. Очень мудрый Приск Фракиец писал об этой войне. -Chronicon Paschale, p. 587.

Джорданес сообщает о 165 000 погибших в этой битве, не считая потерь в стычке между франками и гепидами, предшествовавшей главному сражению. Гидатий, историк, живший во времена вторжения Аттилы, сообщает о 300 000 погибших. В запутанной хронике Фредегара говорится, что в предшествующей битве на Луаре было убито 200 000 готов и 150 000 гуннов. Эти цифры неправдоподобно высоки, но все первоисточники отмечают, что битва была исключительно кровопролитной. В конечном счете, именно сочинение Джорданса привело к расхождению мнений в современных интерпретациях исхода битвы.

Читайте также, битвы — Галилей, Галилео

Как римская победа

В традиционном изложении современные ученые принимают очень прямое толкование Иордана, хотя обычно с различными спорными моментами. Современные ученые склонны соглашаться с тем, что битва произошла на длинном хребте, а не на равнине с холмом по одну сторону. Хьюз утверждает, что гунны расположились в центре, а их вассалы — на флангах, потому что они ожидали увидеть римскую пехоту в центре с кавалерией на флангах. Таким образом, Аттила мог прижать центр неорганизованным гуннским стилем ведения войны, в то время как большая часть его войск была сосредоточена на разрыве одного или обоих флангов противника. Однако Хьюз утверждает, что римляне ожидали этого, именно поэтому он поместил в центр строя аланов, которые были искусными кавалеристами и обладали передовыми знаниями о том, как сражаться при римском стиле ведения войны. Бахрах также отмечает, что точка зрения Джордана о том, что аланы были поставлены в центр из-за нелояльности, является предвзятой со стороны Джордана.

Описание битвы у Джордана, по словам Хьюза, происходит с точки зрения римлян. Войска Аттилы прибыли на хребет первыми, с крайней правой стороны, прежде чем вестготы смогли занять эту позицию. Затем римляне Аэция прибыли с левой стороны хребта и отразили наступление гепидов. Наконец, аланы и вестготы под командованием Торисмунда пробились наверх и заняли центр хребта, удерживая его против Аттилы. Однако Хьюз отличается от общепринятых объяснений тем, что помещает Торисмунда между аланами и вестготами, а не на вестготском фланге. Макдауэл, например, помещает Торисмунда в крайнем правом углу поля битвы. Заключительная фаза битвы характеризуется попыткой готского войска захватить правую сторону хребта, в ходе которой Теодорих погибает, а остальная часть его армии не знает о его смерти. В этот момент Торисмунд обнаружил позицию Аттилы в гуннской боевой линии и атаковал центр гуннов, едва не убив самого Аттилу и заставив центр гуннов отступить. С наступлением темноты обе армии пришли в замешательство, и ни одна из сторон не знала исхода битвы до следующего утра.

После битвы союзники решали, что делать дальше, и решили взять Аттилу в осаду на несколько дней, пока они будут обсуждать этот вопрос. Аэций якобы убедил и Торисмунда, и готов, и франков оставить битву и вернуться домой. Хьюз утверждает, что поскольку франки вели гражданскую войну во время битвы, а у Торисмунда было пять братьев, которые могли узурпировать его вновь обретенное положение короля, то, скорее всего, Аэций действительно посоветовал им так поступить. О»Флинн утверждает, что Аэций убедил вестготов вернуться домой, чтобы устранить группу неустойчивых союзников, и утверждает, что он позволил Аттиле бежать, потому что он был бы так же рад заключить союз с гуннами, как и с вестготами. Большинство историков также разделяют мнение, что в этот момент «аура непобедимости» Аттилы была разрушена, и что Аэций позволил гуннам отступить в надежде, что он сможет вернуться к партнерским отношениям с ними и опираться на гуннов для будущей военной поддержки.

Читайте также, биографии — Бональд, Луи Габриэль Амбруаз

Как римское поражение или нерешительный

Хен Джин Ким предположил, что вся битва является инсценировкой Марафонской битвы, где римляне — это платейцы слева, аланы — слабый афинский центр, а готы — афинские регулярные войска справа, с Теодорихом в роли Мильтиада и Торисмундом в роли Каллимаха. Возвращение готов домой для обеспечения трона Торисмунда — это то же самое, что и возвращение в Афины для защиты от смуты и персидского флота. Однако взгляды Кима были неоднозначно восприняты исследователями того периода, один из рецензентов отметил, что большая часть текста представляет собой «запутанную и сбивчивую историю, включающую переписывание историй, генеалогий и хронологий… усугубленную странными и неуклюжими смешениями». Поэтому его мнение о том, что Аттила выиграл битву, следует воспринимать скептически.

Однако другие авторы считают, что битва была нерешительной. Эта последняя точка зрения довольно широко принята, хотя в целом исход остается спорным.

Предположение Кима о параллели Иордана с Геродотом было отмечено предшествующей наукой. Франц Альтхайм провел параллель между Каталаунскими полями и Саламином и считал, что рассказ о битве был полностью сфабрикован. Джон Уоллес-Хадрилл провел параллель между Аэцием и Фемистоклом относительно предполагаемого ухищрения после битвы в некоторых первоисточниках. Другие историки отмечали его возможные политические высказывания о современном Иордану времени, особенно в отношении битвы при Вуиле и готских войн в конце правления Юстиниана. В конечном итоге это привело к тому, что ведущие ученые согласились с тем, что описание Иорданом битвы на Каталаунских полях искажено, даже если они не согласны с прогуннской интерпретацией ее исхода.

Обе армии состояли из бойцов многих народов. Помимо римских войск, аланов и вестготов, Иорданес перечисляет союзников Аэция, включая франков, сарматов, армориканцев, литицианцев, бургундов, саксов, рипариев и олибронов (которых он описывает как «некогда римских солдат, а теперь цвет союзных войск»), а также «другие кельтские или германские племена». Литицианы могли быть либо лаэтами, либо романо-британцами, о последних сообщает Григорий. Халсалл утверждает, что силы армориканцев составляли рейнские лимитанеи и старая британская полевая армия, а Хизер предполагает, что вестготы могли выставить около 25 000 человек. Дринкуотер добавляет, что в битве могла участвовать фракция аламаннов, возможно, с обеих сторон, как франки и бургунды. Олиброны остаются неизвестными, хотя есть предположение, что это были германские гарнизоны лимитанеев.

Представление о численности реальной римской армии можно получить из исследования Notitia Dignitatum, проведенного А.Х.М. Джонсом. Этот документ представляет собой список должностных лиц и военных подразделений, который в последний раз обновлялся в первые десятилетия пятого века. В Notitia Dignitatum перечислены 58 различных регулярных частей и 33 лимитанеи, служивших либо в галльских провинциях, либо на близлежащих границах; общее количество этих частей, согласно анализу Джонса, составляет 34 000 для регулярных частей и 11 500 для лимитанеев, или чуть менее 46 000 человек. Однако эта цифра является приблизительной для 395-425 годов и постоянно меняется по мере новых исследований. Потеря западных римских провинций в Северной Африке привела к тому, что в дополнение к предыдущим потерям римская армия лишилась финансирования для 40 000 пехоты и 20 000 кавалерии, чего было достаточно, чтобы окончательно подорвать римский военный потенциал после 439 года нашей эры. Согласно Гервигу Вольфраму, при годовом доходе в 40 000 фунтов золота в 450 году н.э. Западной империи пришлось бы тратить почти две трети своего дохода на содержание армии в 30 000 человек. Хью Элтон приводит ту же цифру в 450 году, но оценивает расходы на содержание армии в 300 000 человек в 31 625 фунтов золота или 7,6 солиди в год на солдата. Он утверждает, что существовали и другие не поддающиеся количественной оценке военные расходы, такие как оборонительные сооружения, оборудование, материально-техническое снабжение, бумага, животные и другие расходы. Таким образом, размер армии в 450 году нашей эры должен был значительно сократиться по сравнению с ее состоянием в конце 420-х годов.

Список союзников Аттилы, составленный Иорданом, включает гепидов под предводительством их короля Ардарика, а также армию различных готских групп под предводительством братьев Валамира, Теодемира (отца позднейшего остготского короля Теодориха Великого) и Видемира, отпрысков амалийских готов. Сидоний предлагает более обширный список союзников: Ругии, Гепиды, Гелони, Бургунды, Сцири, Беллоноти, Невры, Бастарны, Тюринги, Бруктеры и франки, жившие вдоль реки Неккар. Э.А. Томпсон высказывает подозрение, что некоторые из этих имен взяты из литературных традиций, а не из самого события:

Бастарны, бруктеры, гелони и невры исчезли за сотни лет до прихода гуннов, а беллоноти вообще никогда не существовали: предположительно, ученый поэт имел в виду баллонитов, народ, выдуманный Валерием Флакком почти четыре века назад.

С другой стороны, Томпсон считает, что присутствие бургундов на стороне гуннов заслуживает доверия, отмечая, что документально подтверждено, что одна группа осталась к востоку от Рейна; точно так же он считает, что другие народы, о которых упоминает Сидоний (ругии, сцирии и тюринги), были участниками этой битвы.

Томпсон отмечает в сноске: «Я сомневаюсь, что Аттила смог бы прокормить армию даже в 30 000 человек». Линднер утверждает, что, перейдя Карпаты на территорию современной Венгрии, гунны лишились своей лучшей материально-технической базы и пастбищ, и что Великая Венгерская равнина могла прокормить только 15 000 конных кочевников. Ким отмечает, что гунны продолжали использовать десятичную систему счисления Сюнну, то есть их армия, вероятно, была организована в дивизии по 10, 100, 1000 и 10 000 человек, но реальные оценки военного потенциала гуннов не могут быть определены. Однако их союзники-варвары упоминаются в других источниках в другое время: в 430 году н.э. гуннский король Октар был разбит войском из 3 000 некарских бургундов, которые позже перейдут под власть гуннов, а по оценкам Хизра, и гепиды, и амалийские готы могли выставить максимум 15 000 человек в битве при Недао в 454 году. Таким образом, общая численность гуннских войск могла превышать 48 000 человек. Это в некоторой степени подтверждает Хроника Пасхалия, которая сохранила крайне сокращенный и искаженный фрагмент рассказа Приска о кампании, в котором говорится, что силы Аттилы насчитывали десятки тысяч человек.

Объединенные силы федератов должны были намного превосходить по численности римскую армию Аэция, которая к этому времени стала намного меньше. Если предположить, что силы гуннов и германцев были примерно одинаковы по численности с римской армией и армией федератов, то общее число участников битвы могло превышать 100 000 человек. Это не считая неизбежных слуг и лагерных последователей, которые обычно избегают упоминания в первоисточниках.

Фактическое местоположение Каталаунских полей долгое время считалось неясным. В целом, в настоящее время ученые сходятся во мнении, что окончательного места не существует, лишь предполагается, что оно находится в окрестностях Шалон-ан-Шампани (ранее называвшейся Шалон-сюр-Марн) или Труа. Историк Томас Ходжкин определил, что это место находится недалеко от Мери-сюр-Сен. Более позднюю оценку местоположения провел Филипп Ришардо, который предложил местоположение Ла-Шеппе, немного севернее современного города Шалон.

Саймон Макдоуолл в своем издании Osprey 2015 года предположил, что битва произошла в Montgueux к западу от Труа. Макдоуол заходит так далеко, что определяет место лагеря римского альянса в Фонтванне, в нескольких километрах к западу от предполагаемого места битвы, и помещает лагерь Аттилы на Сене в Сен-Лье. Это опирается на более раннюю работу М. Жирара, который смог идентифицировать Маврику как хребет «les Maures» в Montgueux, основываясь на втором Additamenta Altera к Epitoma Chronicon Проспера, где говорится, что это произошло в пяти римских милях от Tecis или Tricasses, современного Труа. Дорога в этом районе известна как «Voie des Maures», а основание хребта местные жители называют «l»enfer». Небольшой ручей, протекающий недалеко от места сражения и впадающий в Труа, по сей день известен как «la Riviere de Corps». По словам Макдоуолла, на современных картах равнины в этом регионе по-прежнему обозначаются как «les Maurattes». Хребет в Монгё в настоящее время является наиболее тщательно изученным предложением о месте расположения поля битвы.

В 1842 году рабочий обнаружил в Пуан-ле-Валле, деревне на южном берегу реки Об, захоронение, состоявшее из скелета с множеством драгоценностей и золотых украшений и погребенного с двумя мечами. По характеру погребального инвентаря первоначально считалось, что это захоронение Теодориха, но Ходжкин выразил скептицизм, предположив, что это элитное захоронение принадлежало княжескому германскому воину, жившему в пятом веке. Сокровище Пуана хранится в музее Сен-Луп (Музей искусства, археологии и естественных наук) в Труа. До сих пор неизвестно, связана ли находка с битвой или нет.

Непосредственные и долгосрочные последствия битвы на Каталаунских полях несколько спорны. Аттила вернулся для вторжения в Западную Римскую империю в 452 году, которое было более успешным, чем его вторжение в Галлию. После 3-месячной осады Аквилеи, которую устроил Аэций в надежде, что она израсходует весь сезон кампании, Аттила разрушил город и опустошил долину По. Аэций, не получив помощи от федератов в Галлии и не имея военного потенциала, чтобы остановить Аттилу своими силами, отправил посольство в составе папы Льва I, Тригеция и Геннадия Авиена для заключения договора с Аттилой. В конечном итоге Аттила отступил из Италии, скорее всего, из-за местного голода и болезней в его армии. Некоторые авторы утверждают, что эта череда военных неудач Аэция в конечном итоге привела к его падению. Меррилс и Майлс также утверждают, что это привело к падению Валентиниана III в результате убийства Аэция. Недавно это было оспорено Меган МакЭвой, которая утверждает, что Валентиниан III хотел быть активным императором и просто нуждался в устранении своего управляющего, и что не было никакой реальной прямой причины для убийства Аэция.

В Галлии последствия были несколько более значительными. Хьюз утверждает, что их помощь на Каталаунской равнине заставила готов уничтожить аланов и осадить Орлеан, считая, что они не были должным образом вознаграждены за свою службу. В свою очередь, это привело к дальнейшим уступкам готам со стороны Аэция после убийства Торисмунда его братом, который был дружелюбен к римлянам. Он считает, что именно в этот момент готы получили статус независимого королевства, который был у Гайзериха. С другой стороны, Ким утверждает, что битва привела к упадку римского влияния в Северной Галлии и усилила позиции салийских франков и бургундов. Он утверждает, что в конечном итоге битва привела к победе Чилдерика и франков над готами, римлянином Павлом, сменившим Эгидия, и Одоакром, который вернулся на Дунай. В результате франки стали доминировать в Галлии, а Одоакер вернулся к власти в качестве короля скиров. В конечном итоге это привело к его службе в последние годы существования Западной Римской империи и созданию королевства Италия.

Такхольм отчетливо отмечает возрастающую значимость битвы в готской истории. Он показывает, что современные источники утверждают, что битва была безрезультатной и отдают должное Аэцию, в то время как более поздние источники представляют битву как готскую победу и главный предмет готской гордости. Это также отмечает Барниш, который утверждает, что в работах Кассиодора и Иордана предполагалось изобразить Хлодвига, воевавшего с остготами, как нового Аттилу, а Теодориха Великого — как нового Аэция. Однако в римских источниках, например, у Прокопия и Виктора Тунненсиса, Аэций остается центральной фигурой, вызывающей гордость и значимость.

Самым важным эффектом битвы обычно считается ее влияние на долгосрочную гуннскую гегемонию в Европе, о чем существуют различные мнения.

Читайте также, биографии — Генрих VIII

Традиционный взгляд: битва имела макроисторическое значение

Битва на Каталаунской равнине впервые получила современную историческую перспективу благодаря Эдварду Гиббону, который назвал ее последней победой, одержанной во имя Западной Римской империи. Первый индивидуальный исторический обзор битвы дал Эдвард Кризи, который назвал ее триумфом христианской Европы над языческими дикарями Азии, спасением классического наследия и европейской культуры.

Нападения Аттилы на Западную империю вскоре возобновились, но никогда не несли такой опасности для цивилизованного мира, какая угрожала ему до поражения при Шалоне; а после его смерти, через два года после этой битвы, огромная империя, которую основал его гений, была вскоре расчленена успешными восстаниями подвластных народов. Имя гуннов на несколько веков перестало наводить ужас на Западную Европу, а их господство ушло вместе с жизнью великого короля, благодаря которому оно так страшно усилилось.

Джон Джулиус Норвич, историк, известный своими работами о Венеции и Византии, несколько повторяет Кризи, говоря о битве при Шалоне:

Никогда не следует забывать, что летом 451 года и в 452 году вся судьба западной цивилизации висела на волоске. Если бы гуннская армия не была остановлена в этих двух последовательных кампаниях, если бы ее лидер сверг Валентиниана с трона и основал свою собственную столицу в Равенне или Риме, нет сомнений, что и Галлия, и Италия превратились бы в духовные и культурные пустыни.

Однако современные авторы в основном отошли от этой точки зрения, некоторые классифицируют это сражение как битву, разрушившую миф о непобедимости гуннов. Паркер назвал ее триумфом римской оборонительной стратегии. Артер Феррилл отмечает, что, не считая битвы при Каркаре, это был первый значительный конфликт, в котором участвовали крупные союзы с обеих сторон. Ни одна из сторон не доминировала; скорее, два альянса встретились и сражались в удивительной для того времени координации. Меган МакЭвой также указывает, что успешное создание и использование федератов Аэцием в Галлии было свидетельством его дипломатических и административных навыков, а также влияния его военных успехов. Феррилл пишет:

Овладев Рейном, Аттила двинулся в центральную Галлию и осадил Орлеан. Если бы он достиг своей цели, то имел бы все шансы покорить вестготов в Аквитании, но Аэций собрал грозную коалицию против гуннов. Лихорадочно работая, римский лидер создал мощный союз вестготов, аланов и бургундов, объединив их с их традиционным врагом, римлянами, для защиты Галлии. Несмотря на то, что все участники защиты Западной Римской империи питали общую ненависть к гуннам, привлечение их к эффективным военным отношениям было выдающимся достижением Аэция.

Даже Хен Джин Ким, выступающий за победу гуннов, считает, что битва имела важные последствия для будущего римской Галлии. Во-первых, он опровергает утверждения о том, что это была религиозная и культурная победа над гуннами Центральной Азии. Ким утверждает, что битва значительно ослабила военный потенциал аланов, вестготов и римлян, что позволило франкской и бургундской гегемонии в Северной Галлии. Он также считает, что эта битва положила начало карьере Одоацера, который позже основал свое собственное королевство в Италии после свержения последнего императора Западной Римской империи и подчинения Константинополя.

Читайте также, биографии — Нюкянен, Матти

Противоположное мнение: битва не имела макроисторического значения

Однако Дж. Б. Бэри высказывает совершенно иное суждение:

Битва при Маврике была битвой народов, но ее значение было чрезвычайно преувеличено в традиционной истории. Ни в каком разумном смысле она не может быть названа одной из критических битв мира. Галльская кампания в действительности была решена стратегическим успехом союзников, отрезавших Аттилу от Орлеана. Битва произошла, когда он уже полностью отступил, и ее значение заключалось в том, что она подорвала его престиж непобедимого завоевателя, ослабила его силы и помешала ему расширить область своих опустошений.

Эта оценка также подтверждается Хьюзом, Бахрахом и Кимом, которые утверждают, что настоящим поворотным пунктом вторжения в Галлию стала успешная оборона Орлеана. Они считают, что битва на Каталаунских равнинах произошла, когда Аттила уже отступал из Галлии. Бьюри также считает, что в целом битва на Каталаунских равнинах не внесла бы серьезных изменений в историю, если бы это была победа гуннов:

Если бы Аттила был победителем, если бы он разбил римлян и готов при Орлеане, если бы он держал Галлию в своей власти и перенес — а у нас нет доказательств, что это было его замыслом — место своего правления и обитания своего народа с Тейса на Сену или Луару, нет оснований полагать, что ход истории серьезно изменился бы. Ведь правление гуннов в Галлии могло быть вопросом лишь года или двух; оно не могло пережить здесь, как и в Венгрии, смерть великого короля, от ума и личного характера которого оно зависело. Не умаляя заслуг Аэция и Теодериха, мы должны признать, что в худшем случае опасность, которую они предотвратили, была совершенно иного порядка, чем та, что стояла на кону на полях Платеи и Метавра. Если бы Аттила преуспел в своей кампании, он, вероятно, смог бы заставить сдаться Гонория, а если бы от их брака родился сын и был провозглашен Августом в Галлии, гунны могли бы оказать значительное влияние на судьбу этой страны; но это влияние, вероятно, не было бы антиримским.

Несмотря на его мнение о битве, примечательно, что Бури, который не считает битву при Шалоне макроисторически важной, характеризует правление Аэция следующим образом: «С конца регентства и до своей смерти Аэций был хозяином империи на западе, и то, что императорская власть не распалась во всех провинциях к середине пятого века, следует отнести на счет его политики и оружия». Бьюри считает очевидным, что не было никого, способного занять место Аэция. Но он также считает, что битва на реке Недао имела гораздо большее значение для европейской истории, чем битва на Каталаунской равнине, и это мнение разделяют многие современные авторы. Ким утверждает, что гунны сыграли важную роль в запуске эволюции средневековой Европы в эпоху ранних миграций путем привнесения восточноазиатских, центральноазиатских и иранских культурных и общественных практик, что согласуется с мнением Бэри о том, что исход битвы не превратил бы Европу в культурную пустыню.

Источники

1. Battle of the Catalaunian Plains
2. Битва на Каталаунских полях
3. ^ The Getica (or «Gothic History»), our principal source for this battle, is the work of Jordanes, who acknowledges that his work is based on Cassiodorus» own Gothic History, written between 526 and 533. However, the philologist Theodor Mommsen argued that Jordanes» detailed description of the battle was copied from lost writings of the Greek historian Priscus. It is available in an English translation by Charles Christopher Mierow, The Gothic History of Jordanes (Cambridge: Speculum Historiale, 1966, a reprint of the 1915 second edition); all quotations of Jordanes are taken from this edition, which is in the public domain.
4. ^ Connor Whately notes that Jordanes» entire work may in fact be a political statement on the campaigns of Belisarius and the policies of Justinian, who also considers the Battle of Chalons to be the climax of the piece.[12] Barnish thinks it was used to portray Theodoric as the new Aetius and Clovis as the new Attila.[13] Hyun Jin Kim suggests the account is an allusion to the Battle of Marathon and severely distorted to fit Herodotus» narrative format.[14] Therefore, any claims by Jordanes must be rigorously scrutinised, and the possibility that his entire account may be fabricated cannot be excluded.
5. ^ A modern narrative based these sources can be found in Thompson, Edward Arthur (1996) [1948] The Huns. Oxford: Wiley-Blackwell. pp. 144–48. This is a posthumous revision by Peter Heather of Thompson»s A History of Attila and the Huns, originally published in 1948.
6. ^ The various hagiographies are summarized in Hodgkin, Thomas (1967) [1880–1889] Italy and Her Invaders, Vol. II, New York: Russell & Russell. pp. 128ff.
7. Simon MacDowall: Catalaunian Fields AD 451. Rome’s last great battle, Bloomsbury, London 2015, S. 55.
8. Le nombre de combattants est estimé au minimum à deux grandes armées de part et d»autre, soit environ 24 000 à 25 000 combattants (hypothèse de Michel Rouche) mais d»autres historiens médiévaux n»ont pas hésité à évoquer un grand fracas d»hommes, mettant en prise plus de 100 000 hommes de part et d»autre. Il est certain que les chiffres médians décomptent déjà tous les participants ou groupes épars concernés par les déplacements militaires qui ne pouvaient être présents sur le lieu de la bataille.
9. Un campus est un lieu à végétation basse ou rase, d»où l»observateur peut voir de loin
10. Bóna-Hunok 81. o.
11. Bóna-Hunok 56. o.